шериф. – Самое хреновое было в том, почему Лес вообще пошел служить.

– Судья выдвинул ему ультиматум? – сказал Берни. Шериф бросил на него быстрый взгляд.

– Седрик тебе об этом рассказал?

– Не совсем.

– Тогда откуда ты знаешь?

Берни не ответил.

– Да, так и случилось. Первое преступление – первое настоящее преступление – а ему было всего двадцать три.

– Уже не ребенок.

– Нет.

– Что за преступление?

– Какая-то девушка, – сказал шериф. – Но на самом деле он ничего ей не сделал.

– О?

Я и раньше слышал от него подобные «о». Звучали они не очень заинтересованно, но после всех тех дел, над которыми мы работали вместе, я уже догадывался об их истинном значении.

– Он не причинил ей вреда, вот что я имею в виду, – сказал Эрл Форд. – Едва к ней прикоснулся.

– Но?

– Это была очень красивая девушка, я потом встретил ее в Вегасе, как мне кажется. У нее не было никакого интереса к Лесу, но он думал, что если она узнает его получше, все изменится.

– Это что, такой эвфемизм для «запер ее в подвале»?

– Я бы не сказал, что он запер ее в подвале. Но он продержал ее у себя все выходные. Невредимой – надеюсь, Седрик упомянул эту часть.

– Седрик не вдавался в подробности, – сказал Берни. Я увидел впереди слабый свет, мерцающий среди деревьев. – Как вы сошлись с графом?

– Это тоже был Лес. Он познакомился с тренером…

– С Нэнси?

– Да, с Нэнси. Познакомился в оружейном клубе Рио-Локо. Она была там инструктором.

Затем наступило долгое молчание. Я мог чувствовать, как Берни думает – тяжелое давление в воздухе, вжимающее тебя в сиденье. Слабый свет стал ярче, и я разглядел дом, гараж и, кажется, сарай на заднем дворе.

– Нэнси убила Аделину? – спросил Берни. Шериф кивнул.

– Судя по тому, что она рассказывала, этого она не планировала. Хотела просто поднять шумиху вокруг собачьей выставки.

– И ты в это поверил? – сказал Берни. Шериф промолчал. Он сбросил скорость, свернул на длинную подъездную дорожку.

– Самая безумная часть заключается в том, что собака в конце концов сбежала. Мы искали повсюду. Так и не смогли ее найти.

– Выключи фары, – сказал Берни.

Шериф выключил фары. Я огляделся – в лунном свете все и так было достаточно хорошо видно: большие деревья, опрокинутый трактор и какая-то еще техника, маленький домик с одним светящимся окном.

– У Леса есть фронтальный погрузчик?

– Одно время у меня был небольшой строительный бизнес.

– Удобно, – сказал Берни.

Подъездная дорожка шла через холм, который вел к гаражу. Берни указал на него пальцем.

– Подъезжай.

Шериф припарковался у дальней стороны гаража, подальше от дома.

Берни вынул ключи из замка зажигания, схватил фонарик.

– Ты остаешься здесь, – сказал он.

– Как будто у меня есть выбор, – ответил шериф, позвякивая наручниками о руль.

Мы с Берни вышли из внедорожника, и первое, что сделал Берни – это открыл капот. Ой-ей. Хоть раз это приводило к чему-то хорошему? Берни сунул внутрь руку и вытащил какой-то провод.

– На случай, если он решит посигналить.

Затем Берни поднял провод и посветил фонариком, чтобы шериф его увидел. Ого. Вот он, Берни, самый умный человек на земле.

Мы обошли гараж, остановились на углу и бросили взгляд на дом. Свет исходил спереди, так что мы направились к задней его части. Лунный свет поблескивал на револьвере 38-го калибра, а мои уши были высоко подняты и напряжены.

Глава тридцать первая

Мы с Берни уже делали такое раньше: подкрадывались ночью к дому преступника. Берни всегда любил сначала провести небольшую разведку, оценить местность, так сказать, так что я решил сделать то же самое. Это означало, что нужно быстро пересечь этот паршивый двор, весь поросший сорняками и усеянный камнями, перебежать открытое место, а затем встать в тени позади дома и просто слушать.

Не знаю, что слышал Берни, но я слышал голоса из телевизора – очень слабые, они едва-едва пробивались сквозь стену. Я даже смог разобрать несколько слов, например «блиц в красной зоне», что означало одно – регби. Когда мы были дома, то часто смотрели регби. Берни предпочитал матчи между колледжами профессиональному спорту, и однажды сильно поспорил из-за этого с преступником, которого мы связали и положили в кузове грузовика с пивом. Довольно странная история, и пожалуй, ее я расскажу в другой раз.

Мы двинулись вдоль задней части дома, завернули за угол и оказались у дальней стороны. Берни приложил ухо к стене. Он что-нибудь слышал? Может, что и нет. Я все еще слышал голоса из телевизора, но теперь они были слабее. Берни сделал еще один или два шага и заглянул в темное окно. Для меня оно находилось слишком высоко, поэтому я заглянул в другое темное окно, то, что на уровне земли. Сначала я ничего не увидел – только темноту за пыльным стеклом. Но потом у меня возникло странное чувство – с вами такое когда-нибудь происходило? – словно кто-то за мной наблюдает. Неприятное было чувство, и я покрутил головой, чтобы от него избавиться, но это не помогло. Так что я продолжил смотреть в окно на первом этаже, и довольно скоро темнота с другой стороны стекла стала не такой темной. Я понял, что смотрю вниз, в подвал. Лунный свет слабо освещал разные вещицы: ручку банки с краской, зубья грабель, и… А это что было? Пара глаз?

Да, пара глаз, серебристых в лунном свете и круглых, такой формы, какая бывает только у людей. Шерсть у меня на затылке встала дыбом.

– Чет? – Берни говорил очень тихо, так тихо, что я почти его не слышал. Он присел на корточки и посмотрел на меня. Я умею издавать такой приглушенный лай, мягкий и быстрый – звук, который даже не покидает пределов моей глотки. И вот сейчас я гавкнул вот таким вот образом.

– Тс-с, – сказал Берни. Он направил фонарик на низкое окно, быстро включил и выключил его.

Но я успел разглядеть подвал, застывший, как фотография во внезапной вспышке света – и о, боже. Сьюзи. Да, Сьюзи, с темными и блестящими глазами, словно столешница на нашей кухне – ни у кого не было таких глаз, как у Сьюзи. Сьюзи, вне всякого сомнения, сидела спиной к стене. Еще кое-что: она была прикована к ней цепью, металлические звенья были хорошо видны в электрическом свете. Да, и еще одно: у нее была полоска клейкой ленты на рту. Берни издал шипящий звук, и я не помню, чтобы я слышал его раньше. Я, вполне возможно, тоже издал