Не могу сказать, что уж очень большое поселение — в моем понимании вообще не деревня, пара десятков домов, не больше. Много разных сараев, построек, длинных хозяйственных строений, возможно, коровников или свиноферм. Засеянные поодаль поля со всходами, какие-то овощные культуры. А вот рядом с домами были только фруктовые деревья, ягодные кусты, а огородов в нашем традиционном понимании я не заметил. Все приусадебное хозяйство было вынесено в поля и, похоже, обрабатывалось в лучших традициях колхозов, в смысле, сообща. Что ж, вольному, как говорится, воля. Если в нынешних условиях подобная форма обработки земли для них удобна, то почему бы и нет.

Въехав в поселок, я затормозил у расчищенного пятачка, который посчитал площадью. По крайней мере, здесь можно было развернуться на грузовике. Распахнув дверь, выпрыгнул из кабины, предварительно заглушив мотор, и, подбоченясь, сразу же размялся на языке Ницше и Шопенгауэра, требуя от обалдевших двух поселковых красавиц представить мне их старосту. С удовольствием удостоверившись, что они меня не понимают, перешел на язык родных берез и осин:

— Старосту поселка! Позовите мне немедленно!

В общем, что я вам скажу. У меня выгорело. Напугав старосту своим немецким, казачьей формой с нашивками и пистолетом-пулеметом в руках, я вытребовал у него фельдшера.

Доставив меня в Слободу, Нельсон практически с рук на руки передал местному эскулапу, бородатому, здоровенному детине неопределенного возраста. Сомневаюсь, что сей достойный муж давал когда-либо официально клятву Гиппократу, однако дело свое он знал крепко. Вряд ли этому можно удивляться, учитывая, что система здравоохранения в этом селе целиком и полностью лежала на его плечах. Короче говоря, Варлам Просолов с одинаковым успехом лечил людей и животных, давал всяческие достойные советы населению, благодаря чему народ в Слободе был в целом здоров. Хотя, на мой взгляд, самым главным достоинством Варлама были легкие руки.

Резал он меня по живому. Приятного в этом было мало. Варлам опытно и предусмотрительно сунул мне между зубов деревянную палочку, велел не шевелиться и деловито продолжил кромсать меня.

Послушаться и не дергаться меня заставил Нельсон. Возникнув в поле зрения, заслонив своей физией бревенчатый потолок с лохмами паутины, мой товарищ уверил, что я нахожусь в безопасности и ничего, кроме близкой кастрации, волновать меня не должно. Шутка юмора заставила прикрыть глаза, посильнее вцепиться зубами в березовую палочку и собрать пальцами в горсть постеленное под меня одеяло.

Процесс изъятия пули был делом кропотливым, нудным и лично для меня довольно болезненным. Не отказываюсь от своих слов по поводу легкости — Варлам почти сразу нашел раневой канал и особо долго не ковырялся в нем, пулю потащил скоро. И прочистил рану тоже быстро. Лично я бы с такой сноровкой управляться не смог, хотя в свое время окончил специальные курсы именно по этому делу. Кроме того, Варлам разговаривал со мной, медленно и степенно посвящая в таинства происходившего. Как он чистит раневой канал, как ищет пулю, как он нащупал ее и как будет тащить, все это он обозначал заранее. Подобный подход позволил мне быть действительным, не просто объектом, а «соучастником» операции, что несколько облегчало мои страдания.

Кроме всего прочего, мне повезло. Повезло незаурядно. Пуля, выключившая меня из боя, всего лишь контузила. Другая, сокрушив ребро, кувыркнулась во второе, разломав и его, и на том свой смертный путь остановила. Сантиметр вглубь, и никакие Варламы Просоловы были бы мне не нужны, я бы болтал на небесах с гораздо более квалифицированными специалистами.

Закончив операцию, фельдшер забинтовал грудь, голову и прописал мне полный покой. Пояснил, что ребра должны срастись за неделю и вроде бы моей жизни ничего не угрожает. После того бородатый мужчина кивнул мне, затем Нельсону, и удалился. Мой товарищ, оглянувшись по сторонам, подсел ко мне ближе, наскоро справился о самочувствии и поведал вкратце о своих успехах на ниве военных операций.

— Почему ты не попал, Нельсон? — прервал я его. Мой товарищ, удивленно хлопнув глазами, поинтересовался в ответ:

— В смысле?

— В прямом. Почему ты не попал? Какое было расстояние? Проанализируй, почему ты не попал в цель, — конкретизировал я.

Нельсон по-честному задумался, хмуря брови, и надувая губы. Наконец, родил ответ:

— Потому что они бежали. Ты не учил меня стрелять в бегущих…

— Ни фига! — отмахнулся я. — Ты не попал в него, потому что не хотел попасть. Подумал: а, пятьдесят метров, все равно промажу, вот и не попал. Понимаешь, ты заранее в него не попал. Еще до выстрела.

Нельсон смотрел на меня, скептически скривив рот. Не смущаясь этим недоверием, я продолжил:

— Нельзя оставлять врага, тем более если ты в такой выигрышной ситуации. Если бы ты завалил их всех, правдой бы являлось лишь то, что скажем мы. А теперь казачки прекрасно знают, кто их рассчитал! То же и с другими. Контроль обязателен, понимаешь, Нельсон?

Я сделал небольшой перерыв. Нельсон, насколько я мог его узнать, относился к той породе людей, которые любые слова воспринимает в штыки. Учить его я не собирался. Но немного встряхнуть мозги было не лишним. Дело, может, и не в том, что он не выстрелил или не попал. Дело в принципе, в отношении к жизни. К нынешней жизни.

— Ты пойми, Нельсон, мы попали в хреновую ситуацию. Тут нам не рады, вообще никто. Никто не попытался хотя бы раз нам помочь, а вот использовать нас все горазды. Именно поэтому нам с тобой нужно относиться к этому миру так, как он относится к нам. Тебе следует научиться стрелять в этих людей, попадать в них, научиться убивать. И убивать раньше, чем они смогут проделать то же самое с тобой.

Возможно, Нельсону казалось, что он очень крут, прикончив парочку обормотов. Но это было не более чем иллюзией. Очень опасное заблуждение.

Из всего проделанного Нельсоном положительной оценки заслуживал лишь бросок гранаты, посредством которого он смог отвлечь внимание противника. Гордиться попаданием по мишеням, находящимся в пяти метрах, я бы не стал. Остальное же у Нельсона вышло из рук вон плохо. Он делал неправильно практически все, и останавливаться на конкретных промахах не имело смысла.

Вместе с тем в одном Нельсон не сплоховал. Он спас меня. И этот его поступок искупает все остальные промашки, допущенные им.

— Все, что я говорю, нужно исполнять безукоризненно. Убивать тоже. Понимаешь, нам тут с тобой никто ничего не даст, никто не подарит ничего, никто не пожалеет. Мы будем иметь лишь то, что в состоянии сами взять и защитить от других. Восприми это как истину, Нельсон. Никто не играет в нашей команде. Только ты, я и винтовка Мосина, понимаешь?

Внимательно меня выслушав, Нельсон кивнул в ответ. Он понимал. И соглашался со мной. Да и не могло быть иначе. Все же он действительно спас меня, даже рискуя своей жизнью. Что ни говори, а это сближает.

Не думаю, что кто-то всерьез поверил в то, что мы немцы. Развод Нельсона был на шару, и оттого в принципе не должен был получиться. С другой стороны, в ситуацию он врубился правильно, это могло хотя бы притормозить наших гостеприимных хозяев.