Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долгожданное согласие Валада воодушевляет каждого из нас, а наш план кажется идеальным, радужным и прозрачным, как изысканная ваза из стекла. И все мы притворяемся, что не видим на ней огромную трещину.
Я просыпаюсь в незнакомой кровати. Не двигаясь, продолжаю лежать на спине и, медленно моргая, глядеть в потолок. Он старый, да и пахнет здесь не так хорошо, как хотелось бы. Хотя среди пыли и слабого запаха плесени я ощущаю аромат свежеиспечённого хлеба и мясной похлёбки.
Не с первого раза, но мне удаётся принять сидячее положение. Всё тело кажется деревянным и затёкшим. Я помню произошедшее, хотя оно похоже на страшную, но очень реалистичную сказку. Меня переодели и, похоже, обтёрли влажной тряпкой, но от меня всё ещё разит кровью, золотом и подземельем.
– Как ты себя чувствуешь?
Я не замечаю присутствия Ирая в комнате, пока он не садится на край моей скрипучей койки и та не издаёт жалобный звук под его весом. Его взгляд изучает моё лицо, и я догадываюсь, что со мной что-то не так.
Хотя со мной всё не так. Я ведь помню, что умерла.
– Ты всё-таки сделал это, – мой голос хрипит, не уверена, сколько времени я провела без сознания. – Оживил меня.
– Нет, – серьёзно отвечает Ирай.
Его голова перевязана, лицо сильно осунулось, и кожа приобрела серый оттенок. Щетина почти превратилась в короткую бороду, и это вызывает у меня вялую улыбку. Он хоть и копирует её, но в светлых глазах продолжает оставаться тень.
– Все остальные ведь в порядке?! – вспоминаю я и начинаю суетиться, пытаясь откинуть покрывало и встать. – Ясна и Валад? Где они?
– Аккуратней, – останавливает меня косторез, когда я путаюсь в ткани и едва не падаю на пол. – С ними всё хорошо. Мы на постоялом дворе, и они обедают.
– Алия?
– С ними.
Я шумно выдыхаю и перестаю барахтаться, тяжкая ноша тревоги падает с моих плеч. Ирай продолжает пристально наблюдать и хмурится при виде моей более уверенной улыбки.
– Я сказал, что не оживил тебя, Вела, – чётко выговаривает он. – Просто привязал к себе, не давая тебе уйти к Моране. Не спросишь, почему?
Почему-то его серьёзность веселит меня, хотя явно не должна. Я прикасаюсь к своим распущенным волосам, замечая их странный цвет. Трогаю, с недоумением пропуская пряди через пальцы, пока не натыкаюсь на колтун.
– Потому что моё сердце не работает, – предполагаю я, вспоминая, что он рассказывал о своём даре.
Мой ответ оказывается для Морока неожиданным, и он глупо открывает и закрывает рот.
– Это да, но…
Я тихо смеюсь, намеренно перебивая его. Чувствую, что дальше он скажет что-то серьёзное, а я не хочу этого слышать. Хочу хоть пару минут насладится мыслью, что всем удалось выбраться живыми.
Или почти всем.
– Ясна запретила мне тебя оживлять.
Он всё-таки продолжает, и мой смех становится неловким и сходит на нет.
– Она сказала, что ты можешь не захотеть, – с обидой в голосе жалуется он.
Но это правда. Я не хотела, чтобы он меня возвращал.
Не хотела, чтобы он давал мне выбор, потому что теперь решение ложится на мои плечи, а я не желала его принимать.
– Она была права, – признаюсь я, не планируя лгать Ираю.
Вначале на его лице отражается возмущение, он набирает полную грудь воздуха, задерживает его на какое-то мгновение, а потом протяжно выпускает, так и не произнеся ни слова. Его плечи поникают, похоже, Ясна весьма доходчиво разъяснила ему причины.
– Останься.
Обычно наглый косторез превратился в кого-то совсем мне незнакомого. Куда-то исчезли былой сарказм и наглость, делая его больше похожим на мрачного Морока. Будто в подземелье он оставил не только меч, но и часть своей жизни.
– Мне жаль твой меч, – искренне говорю я.
– Я выкую новый. И сделаю тебе новый топор.
Моя скорбная гримаса лишь наполовину притворная: я действительно любила тот топорик. Он верно служил мне многие годы.
– Если он будет не менее красивым, то я согласна, – киваю я после короткого размышления.
– То есть ты останешься, чтобы его увидеть?
Он намеренно загоняет меня в ловушку, играя словами. Я ласково улыбаюсь в ответ.
– Я побуду такой, ты ведь всё равно не можешь ничего сделать, пока моё сердце не работает, – уклончиво парирую я.
– Поверь, ты не захочешь оставаться в связи со мной долго, – внезапно знакомая улыбка возвращается.
– Это ещё почему?
Неожиданно я поднимаю левую руку. Не знаю, зачем я это делаю. Просто поднимаю и продолжаю держать её так. Моё смятение сменяется страхом: я пытаюсь опустить руку, но не получается.
– Почему я…
– Не ты, – перебивает Ирай. – Это я.
Моя рука наконец опускается, и я тру запястье, проверяя, что вновь имею власть над собственным телом. Вскидываю взгляд с немым вопросом.
– Морок имеет власть над тем, кого привязал к себе. Пока мы связаны, я могу внушить тебе что угодно.
– Прямо что угодно? – с сомнением переспрашиваю я.
– Верно, – со сладким наслаждением тянет он, отчего руки у меня покрываются мурашками.
Я наклоняюсь вперёд и теперь поднимаю уже правую руку. Беззастенчиво касаюсь пальцами щеки Ирая, глажу его тёплую кожу, и только когда он прикрывает глаза и утыкается носом мне в ладонь, я понимаю, что он снова использует свою магию.
– Ты наглец, – ругаюсь я, но он только улыбается, оставляя поцелуй на моей ладони, и вновь приникает к ней щекой.
Он выглядит потерянным. И мне становится совестно, что я заставляю его чувствовать вину. Мне ведь просто нужно выбрать жизнь. Это естественно. Каждый бы так сделал.
Я продолжаю касаться его кожи, пальцы гладят скулу, потом бровь и лоб. В какой-то момент я оказываюсь в замешательстве и не понимаю, продолжает ли Морок меня заставлять или я уже делаю это сама, наслаждаясь ощущением его кожи. Улыбка костореза ширится, и я отдёргиваю ладонь, понимая, что уже давно действую по своей воле.
Он подзывает меня движением руки, хотя это необязательно, ведь он управляет моим телом. Я тут же наклоняюсь к нему ближе. Если бы я могла краснеть, я бы это сделала, так как в животе появляется знакомый трепет. Ирай ленивым движением отбрасывает прядь моих теперь светлых волос назад, усмехается, встречая мой недовольный взгляд, и сам гладит мою щёку, а затем целует меня в лоб.
– Я тебе не марионетка, – недовольно соплю я, хотя все его прикосновения приятны и мне бы не хотелось, чтобы косторез останавливался, но он отстраняется.