– Ты их… убил?

– Озема и Сумерлу?

В ответ Мара вяло дёргает головой, и я принимаю это за утвердительный ответ.

– Нет, просто ранил. Скорее всего, они отступили обратно в зал, не желая оказываться под завалом.

– Прости меня, – бормочет Вела.

– За то, что назвала меня скоморохом при первой встрече? В этом случае вряд ли.

Она всё ещё утыкается мне в шею, поэтому я могу не контролировать эмоции на своём лице. Я хоть и пытаюсь пошутить, умело придавая голосу насмешливый тон, но после до боли сжимаю челюсти, догадываясь, что в моём взгляде нет ничего, кроме ярости и скорби от того, что мне не удалось её спасти.

Звуки, что издаёт Вела, лишь отдалённо похожи на смех.

– За тот удар в лицо… после поцелуя.

Я морщусь, вспоминая, что ещё и насильно её поцеловал. Ей не за что извиняться. Я связал Мару и поцеловал, не спросив, хочет ли она. Ей стоило врезать мне сильнее.

– Это было не для тебя, – объясняет Вела из-за моего продолжительного молчания. – В тот момент я подумала, что… ты мне нравишься. Я хотела… выбить эту мысль…

Пальцы, которыми я успокаивающе поглаживаю её плечо, замирают. Я знаю каждое сказанное ей слово, но не могу понять смысл. Я безумно этого хочу, потому что слышу то, на что надеялся, но моё сознание отказывается верить.

– Получилось? – невольно спрашиваю я.

– Нет.

Я стискиваю её в объятиях сильнее, обнимаю за плечи и шею. Трусь щекой о волосы, надеясь, что боль её уже почти не терзает.

– Ирай, я знаю, что… ты собираешься сделать, – тихо говорит она, а я напрягаюсь, чувствуя, что дальнейшие слова я слышать не хочу. – Не надо… не трать…

– Что значит «не трать»? – спрашиваю я, когда она не продолжает. – Что «не надо»?

Я знаю, что она имела в виду, но её просьба злит меня, и я хочу услышать всё целиком. Хочу, чтобы она произнесла, что предпочтёт умереть, чем быть связанной со мной.

Вела не отвечает. Она не шевелится и не дышит. Её сердце больше не бьётся, а дыхание не щекочет мне кожу. Я с трудом сглатываю вязкую слюну. Стараясь не смотреть на неё, приникаю губами к её лбу, а потом до боли стискиваю Мару в объятиях, утыкаясь в её волосы. Целую минуту отдаю дань уважения её просьбе и ищу хоть одну причину её не возвращать.

А когда не нахожу, пальцами забираюсь под ворот её рубашки и касаюсь ключицы там же, где стоит метка у Валада. Пусть у них будут одинаковые. Меня самого колотит, но я не понимаю: это из-за страха и злости или меня просто лихорадит.

Я никогда никого не поднимал, но ощущения хуже, чем я думал. Словно мне в живот вгоняют гарпун, который цепляется за рёбра и натягивается, создавая связь. В первые мгновения у меня перед глазами пляшут белые пятна, и я не стыжусь болезненного стона, но постепенно ощущение ослабевает, растворяется и становится какой-то неотъемлемой частью меня.

Я отдаю часть своей жизни и чувствую присутствие Велы. На моих глазах её раны и даже мелкие царапины затягиваются, но вместе с этим чёрные волосы светлеют, становясь светло-серыми. Теперь в её растрёпанной косе отчётливо видна чёрная лента с костяными бусинами.

С облегчением откидываю голову назад, глядя, как Мара вновь начинает дышать, хотя сейчас это скорее привычное действие её тела. Сердце молчит, а её кожа скоро потеряет тепло. И всё же я рад, потому что знаю, что это временно. Не бужу пока. Вначале вытащу нас наружу. Я расчищаю пол от камней и оставляю Мару у стены, а когда поднимаюсь на ноги, тут же приваливаюсь к обвалу. Головокружение вызывает жуткую тошноту, а моё правое бедро и штанина пропитаны кровью. Вначале я решаю, что это кровь Велы, но с недоумением нахожу рану в собственном боку. Органы в порядке, но порез глубокий, и неизвестно, сколько крови я уже потерял. Теперь при виде рваных краёв раны я ощущаю и боль, которую до этого не замечал.

Зачем-то тихо бормочу слова извинений Моране, когда отрываю большой кусок от плаща Мары, намереваясь перевязать себя. Однако на середине осекаюсь, и извинения переходят в недовольное ворчание. Могла бы и помочь своим приспешницам.

Я не отчаиваюсь. Бывал в разных передрягах.

Проклятье, да мы только что сбежали от Озема и Сумерлы.

Но мысль о возможной нелепой смерти от удушья или потери крови вызывает у меня нервный смех и последующий болезненный вздох. Нужно разобрать завал, пока я способен двигаться. Я только что привязал Велу к себе, решив, что спас Мару. Но толку от этой связи, если я сам умру здесь?

Какие-то камни я отбрасываю с легкостью, а другие так тяжелы, что я с трудом сдвигаю их в сторону. Я работаю около часа, изредка останавливаясь, если головная боль до тошноты захватывает все мои мысли. Я ощупываю затылок, нахожу рану и там, вся шея и волосы в уже засыхающей крови. Первые признаки отчаяния настигают меня ещё через два часа, когда после сдвига большого булыжника потолок опять начинает дрожать и новые куски валятся сверху. Один из них придавливает мне ногу. Последние силы накатывают волной адреналина и потоком ругани, льющейся из моего рта. Я поднимаю и пинаю кусок, а после предаюсь отчаянию, скрывая лицо в ладонях. Половина того, что я расчистил, снова завалена.

Я устал, мне нужно передохнуть. Ковыляя, возвращаюсь к Веле, вновь сажаю её к себе на колени, обнимаю и тяжело выдыхаю.

Моим чувствам…

В памяти сами собой всплывают слова, сказанные Сумерле.

Я её выбрал.

Когда простая симпатия переросла в эту ноющую в груди боль?

И я же виноват в её смерти.

Я не должен был поддерживать план Валада, не должен был просить о помощи ни одну из Мар. И тем более позволять им сюда спускаться.

Я стискиваю Велу в объятиях, как если бы близость к ней могла придать мне сил сражаться дальше, но на самом деле я чувствую только сонливость, запах крови и незнакомую пропасть в душе. Меня успокаивает мягкость волос Мары, и я утыкаюсь носом ей в макушку, прикрывая глаза.

– Нет… даже не…

Кто-то дёргает меня за плечо, пытается забрать то, что я сжимаю в руках, а когда я вспоминаю, что это Вела, то упрямлюсь сильнее.

– Нет, Ирай! Вставай!

Кто-то трясёт меня. Далеко не с первой попытки мне удаётся открыть глаза. Даже тусклый свет заставляет вновь зажмуриться.

– Ты привязал к себе мою сестру, а потом решил умереть?! – в голосе Валада больше страха, чем злости, которой он прикрывается. – Поднимайся!

Я всё ещё почти ничего не вижу, но теперь добровольно отдаю Велу. На месте Валада тут же появляется Ясна, я узнаю её по красной накидке.

– Открой рот, косторез.

Я подчиняюсь, и она вливает в меня горькую настойку, но даже её я глотаю с удовольствием, ощущая, как от обезвоживания потрескались губы. Следом в рот мне попадают травы, и я вяло жую, надеясь, что это обезболивающее, потому что у меня болит каждая мышца и кость.