Коулсон.

Убийца Катрана.

Он смотрит на меня, но я не отвожу глаз, отвечаю таким же твердым взглядом, не желая показывать ему свои боль и страх. Перед моим мысленным взором, однако, стоят его руки, в них пистолет, и Катран...

Глаза его сужаются, и я вскакиваю со стула.

— Тебе повезло, что я сегодня в хорошем настроении, — говорит он, хотя его слова и тот факт, что я все еще жива — единственное, что указывает на это. Лицо ничего не выражающее и холодное как всегда. — Садись туда, — рявкает он и указывает на стул напротив его стола, и я спешу подчиниться.

— У нас был договор, — заявляет он. — Ты сделала все не совсем так, как мне бы хотелось, но все равно результат удовлетворительный. Скоро мы доставим тебя в больницу, где тебе снимут «Лево».

Я смотрю на бесполезный предмет на своем запястье. Ух ты! Какая большая награда. Конечно, он не знает, что мой «Лево» уже не действует. Должно быть, думает, что я постоянно сижу на «пилюлях счастья», чтобы поддерживать уровень.

— Но есть еще одна вещь, которую ты должна для нас сделать.

У меня внутри все переворачивается.

— Что же это?

— Если увидишь или услышишь что-нибудь о Нико, дай нам знать.

Если и есть кто, кого я с удовольствием сдала бы лордерам, так это Нико, и все же я не могу поверить:

— Его не поймали?

На лице Коулсона мелькает раздражение:

— Нет. Но мы сорвали большую часть его гнусных планов. — Его губы кривятся в мрачном удовлетворении. — В основном благодаря тебе.

Я невольно вздрагиваю. Увидев все ясно, я не захотела быть частью «Свободного Королевства», всех этих взрывов и смертей. Но срывание планов означает поимки, аресты, Зачистку и смертные приговоры.

Из-за меня власть лордеров окрепла, как никогда. Моя вина. И Нико по-прежнему на свободе, планы его расстроены. И в этом он тоже обвинит меня.

— Он придет за мной, — говорю я жалобным голосом и ненавижу себя за невысказанное «защитите меня», которое слышится за этими словами. Мне не нужна помощь от лордеров.

— Мы будем начеку.

А раньше разве не были?

— Не понимаю, — начинаю я, потом умолкаю. Он ничего не говорит, и я продолжаю: — Если вы следили за мной, то почему не в День Памяти Армстронга? Почему я так легко попала туда? Ни вопросов, ни проверки — ничего.

В глазах его мелькает что-то вроде гнева, но исчезает так быстро, что я не успеваю разобраться.

— Тебя это не касается. — Раздается стук в дверь. — Пора ехать в больницу.

— Еще одно, — осмеливаюсь я спросить. — Вы говорили, что скажете, что случилось с моим другом. Беном Никсом.

Коулсон поднимает глаза.

— Ах да. Бен. К сожалению, Бен умер, — говорит он, но ничто в его лице не подтверждает, что он сожалеет. В лучшем случае это безразличие, неприязнь.

Почва уходит у меня из-под ног, колени подкашиваются. Нет. Этого не может быть. Не может.

Задерживаюсь у двери. Оглядываюсь.

— А что случилось? — выдавливаю я.

— Сердечный приступ вследствие удаления «Лево». Не волнуйся, с тобой сегодня этого не произойдет, не в больнице.

Я выхожу вслед за лордером-водителем, едва держась на ногах от облегчения. В какой-то ужасный момент я подумала, что что-то случилось с Беном в эти последние дни, с тех пор как я видела его во время утренней пробежки. Но нет, Коулсон сказал, это случилось, когда он срезал свой «Лево». Лжет.

Скоро я уже в кабинете доктора Лизандер в Новой Лондонский больнице.

— Простите, — начинаю я, но она поднимает руку, подносит к своему уху и одними губами говорит «потом». Должно быть, обнаружила, что ее кабинет прослушивается.

— Сегодня мы снимаем твой «Лево». Когда это делается в больнице, никакого особого риска нет. — Она рассказывает об этом подробнее, а мои мысли тем временем блуждают. Я сжимаю свой «Лево». Он у меня давно. Управлял моей жизнью поначалу, не позволяя ни злиться слишком сильно, ни страдать, так как это могло вызвать потерю сознания и даже смерть.

И все же... в глубине души мне все еще не хватает того контроля. Он не давал боли заходить дальше определенного уровня. А когда его не стало, что же? Осознание накатывает разом.

— Ну, идем, Кайла, — говорит доктор Лизан-дер, стоя у двери.

Мы выходим из ее кабинета.

— Я не хочу его снимать. Это обязательно?

— Нет. По крайней мере, не думаю. Могу выяснить, насколько строго это предписание. Но почему ты хочешь его оставить?

— Все будут знать. Я уже никогда не смогу быть тем, кем была.

— После того что произошло, ты в любом случае не сможешь остаться прежней, — мягко говорит она. Мы входим в лифт, и доктор Лизандер снова прикладывает ладонь к уху, качает головой. Лифт тоже прослушивается?

Мы спускаемся вниз на лечебный этаж. Всюду суетящиеся медсестры, пациенты в инвалидных креслах и на каталках. Доктор приводит меня в маленький кабинет. Мужчина, печатающий что-то на компьютере, поднимает глаза, она делает ему знак, и он уходит.

— Теперь мы можем нормально поговорить, — говорит она и садится. — Ну, так что тебя беспокоит? Почему ты не хочешь снимать «Лево»?

— Все поймут, что раз я избавилась от «Лево», не будучи арестована лордерами, значит, они сами его сняли. И будут считать меня кем-то вроде шпиона лордеров.

— Может, и так. А ты полагаешь, они не заподозрят это в любом случае?

Я думаю о фургонах лордеров, подъезжающих к дому, и обо всех исчезнувших людях, связанных со мной, пусть и несправедливо. О внимательных глазах и перешептывающихся голосах, которые сложат два и два. Вздыхаю.

— Наверное, вы правы.

— Есть еще одно соображение, — говорит доктор.

— Какое?

— Нико. Из верных источников мне известно, что его не поймали. Пока ты носишь «Лево», всем очевидно, что ты — зачищенная. Он может возродить свой план использовать тебя в нападении, показать миру, что зачищенные способны на насилие. Без «Лево» ему это не удастся. 

— Но я никогда этого не сделаю. Он может использовать меня, только если я забуду случившееся, а я помню все до мельчайших подробностей.

Тогда, несколько лет назад, меня вынудили забыть ту боль, которую причинила смерть отца от руки Нико. И подумать только, насколько по- другому бы все сложилось, если бы я помнила. Я бы никогда не подпала под его чары.

— Ну, так что, давай покончим с этим? — говорит доктор Лизандер.

— Сначала у меня вопрос.

— Спрашивай.

— У меня сохранились кое-какие обрывки воспоминаний из детства. Еще до того, как меня захватили АПТ. Но я не помню ничего ни о своем доме, ни о матери. Могут эти воспоминания вернуться?