Но пуля уже вновь хохотала и смотрела крошечным зрачком.

Каллипигов пошел к джипу, мельком глянув на экран.

— Сейчас у нас прямое включение. В Кремле на месте инцидента находится наш корреспондент Антон Семенихин. Антон?

— Ольга?

— Мы вас слушаем, Антон.

— Я нахожусь в Кремле, где сейчас идет опрос свидетелей инцидента с инвалидом Либерман. Только у зрителей нашего канала есть возможность услышать рассказ свидетелей происшествия. Как вас зовут?

Каллипигов рассеянно смотрел на экран. С экрана на Каллипигова глядел странный человек в пиджаке на голое тело и неприятным взглядом бесцветных глаз с крошечными зрачками.

— Я стоял вон там, — совершенно связно сказал человек, — когда вышел президент. Я неоднократно обращался к нему письменно. Но он ни разу не ответил. Я приезжал в приемную президента, с просьбой записать меня на прием. Но мне неизменно отказывали. Более того, спецслужбы по требованию президента поместили меня в психбольницу.

— А по какому вопросу вы хотели встретиться с главой государства? — спросил корреспондент.

— По вопросу переименования шахматных фигур. Я требую, чтобы шахматный король был переименован в царя, королева — в царицу.

— Понятно, — оборвал корреспондент. — А что вы увидели несколько часов назад на этом месте?

Когда президент вышел к нам, я опять привлек его внимание к вопросу переименования фигур криком «Царь! За царя батюшку!». Но он лишь махнул рукой и посмеялся надо мной. Тогда я вынул из сумки пистолет и два раза выстрелил в него.

Человек сунул руку в холщовую сумку и извлек пистолет.

Корреспондент оторопело смотрел на оружие.

— Убивают! — истерично закричала женщина в блестящем парике.

Каллипигов скатился с сиденья и, вывалившись из джипа, бросился к оператору. Он закрыл камеру папкой с документами и скомандовал, показывая на реорганизатора шахмат:

— Задержать!

Группа в камуфляже и черных спецовках повалила странного человека, который впрочем, совершенно не сопротивлялся и лишь пытался удержать на босых ногах кожаные больничные шлепанцы.

— Мы прерываем наш репортаж, — прокричал в микрофон Антон Семенихин. — Ольга?

— Антон? Мы вас не слышим… Вы смотрели прямое включение, — растерянно сказала ведущая и, склонив гладкую головку, уставилась в студийный монитор, ожидая подсказки режиссера.

Лежащему на брусчатке шахматисту пинками раздвинули ноги, прошлись для порядка дубинками по спине, ткнули в рот дулом автомата и заковали в наручники. Через секунду он уже сидел в машине Каллипигова и давал довольно связные показания.

— Фамилия? — сурово спросил Каллипигов.

— Фишер.

— Слушай, — понизив голос, обратился Каллипигов к помощнику. — Это чего же? Опять семь-сорок?

— Имя! — строго выкрикнул помощник.

— Бобби.

— Профессия? Род занятий?

— Чемпион мира по шахматам Бобби Фишер.

Каллипигов и помощники переглянулись.

— А по паспорту ты кто? — охватившись подозрениями, спросил Каллипигов.

— Игорь Викентьевич Курочкин.

— На учете состоишь?

— На воинском учете не состою, — с достоинством ответил чемпион мира по шахматам, — по причине инвалидности по общему заболеванию.

— По какому заболеванию? — на всякий случай спросил Каллипигов.

— Узник совести.

— В психучреждении содержался? — уточнил Каллипигов, отметив кожаный шлепанец на босу ногу.

— Это деятельность спецслужб, — хмуро пояснил Бобби Фишер.

— Ну ясное дело, — согласился Каллипигов. — Значит, ты решил убить лидера страны?

— Да.

— Из-за шахмат?

— Да.

— Расскажи, как это произошло.

— Я выстрелил два раза, но тут вылетела эта инвалидка на коляске.

— Почему именно она? У тебя есть предположения?

— Она оглянулась и встретилась со мной взглядом. Я показал ей пистолет и засмеялся. А потом поднял оружие и направил на президента. А она решила закрыть его от выстрелов.

— Либерман решила кинуться под пули за президента России? — выпучил глаза Каллипигов. — Новое дело! Еще лучше прежнего.

Да, — твердо сказал Бобби Фишер, он же шахматист Курочкин. — Я это понял по выражению ее лица. Она спасла президента от моей карающей руки. Но погубила будущее российских шахмат. И за это я ее убью!

Через час Бобби Фишера увезли. А Каллипигов крепко задумался. Такую свинью судьба подкидывала ему впервые в жизни. Как и во всякий ответственный момент, Каллипигов решил посоветоваться с Зинаидой Петровной, матерью его детей, женой и другом. Он извлек мобильник.

— Мурка? Тьфу, Зинаида? Это я. Зинаида, слушай меня внимательно. Дело государственного значения.

— Говори, — деловито ответила Зинаида Петровна.

— Как ты думаешь, что лучше?..

— Лучше, в смысле — лучше? Или лучше, в смысле — хуже? — с ходу поняла Зинаида Каллипигова.

— В смысле, хуже. Для нашей с тобой карьеры.

Зинаида Петровна беззвучно кивнула.

— Что лучше? — сызнова начал Каллипигов. — Когда еврейка стреляет в объект? Или когда еврейка спасает объект от выстрела?

— Хрен редьки не слаще, — зловеще сказала Зинаида Петровна.

— То-то и оно, — мрачно ответил Каллипигов. — Ну чтоб ей коми-пермячкой оказаться, чувашкой на худой конец. Мало ли в нашей многонациональной стране прекрасных русских национальностей?! Так нет же…

— Значит, я так понимаю, Каллипигов: евреи стреляют в Кремле, а твоя охрана спит?

Каллипигов тяжело вздохнул.

— Можно сказать, в первое лицо страны стреляют, — продолжала Зинаида Петровна, — а вместо твоей охраны его своим телом закрывают жидо-масоны?!

Каллипигов еще раз вздохнул, подвывая.

Распустил ты своих людей! — укорила Зинаида Петровна.

— Это я без тебя знаю, Зинаида. Ты посоветуй, как быть? Что предпринять?

— Свидетелей много?

— Как собак нерезаных.

— Плохо. Значит, свидетелей не убрать. Всех ведь не перебьешь? — уточнила Зинаида Петровна.

— Не перебьешь, — закачал головой Каллипигов. — Хотя, это мысль. Зинаида, будь на связи! Пока!

Каллипигов вызвал по рации спецсвязи из соседней машины помощника. Тот примчался в момент.

— Зайди-ка, — бросив взгляды в окна джипа, позвал Каллипигов и нажал кнопку автоматической блокировки задних дверей — передних у джипа не было, и электроподъемников стекол. — Есть разговор.