Навис надо мной, огромный, в полурасстегнувшемся халате, мокрый, злой, напряженный. И я перед ним на столе, в самом откровенном белье и с предвкушением мести, которое старательно прятала.

– Так нравится командовать? – Вопрос прозвучал хрипло и зло.

– Так не нравится, когда командуют мной, – едва дыша, ответила я. – И да, сегодня я планирую исключительно разговаривать. Нам есть о чем поговорить, Сонхейд.

Глаза оборотня вспыхнули. А затем альфа медленно, демонстративно медленно, склонился надо мной, губы нежно прикоснулись к вершине груди, зубы сжали, осторожно, но болезненно, ткань кружева помехой тут никому не являлась. А еще у некоторых запредельная наглость обнаружилась.

– Продолжай, – хрипло и явно издеваясь, приказал Сонхейд. – Судя по наряду, ты запланировала долгую беседу.

И лизнул языком.

По телу словно разряд тока!

По всему телу, от макушки до ног. Я выгнулась, едва сдержала стон и все же сумела прошептать:

– В спальне.

– Даже так? – изумился лорд.

– Стол жесткий, – честно объяснила.

Гаэрд подхватил на руки и явно собирался отнести наверх, но мне, во-первых, успокоиться следовало, во-вторых, на мне все-таки стринги.

– Я сама дойду, – сообщила оборотню.

Он медленно отпустил, зато, когда я направилась из столовой, за мной не пошел. Вообще. Я обернулась на пороге и увидела злой, напряженный, взбешенный даже взгляд. Мило улыбнулась и почти взбежала по лестнице.

Поднималась одна все три этажа, но едва взялась за ручку двери, ведущей в его спальню, почувствовала дыхание на шее.

Оборачиваться смысла не было, я точно знала, кто там стоит.

Молча вошла, скинула туфельки, обернулась – Сонхейд стоял на расстоянии менее шага от меня.

– Ложись, – ласково приказала альфе.

Хотел что-то сказать, но не стал, как, впрочем, и следовать моему приказу.

– Ложись, я сказала! – приказала я взбешенной громадине.

Молча прошел, не отрывая взгляда от меня, лег на спину, посреди кровати. Следующий вопрос поставил в тупик:

– Руки поднять, чтобы тебе удобнее было защелкнуть, или самому наручники надеть, дабы ты не утруждалась?

Я замерла.

На лице оборотня промелькнуло что-то похожее на усмешку, однако больше он ничего не сказал. Зато я молчать не могла:

– Арида сказала?

– Запах, Ким, – насмешливо ответил Сонхейд. – Запах железа на моей кровати.

Интересно, а чем можно спрятать запах железа?! Риторический вопрос. Лично я прикрыла запахом другого железа, так что кое-кто даже не осознает, какой сюрприз его ожидает.

Прошла, залезла на кровать, уселась на живот заметно напрягшегося Сонхейда и прямо спросила:

– Значит, они не смогли бы тебя удержать? Я про наручники?

– Глупо, Ким, – зло ответил оборотень.

Может, и глупо, кто спорит, а может, и нет.

– Руки вверх, Сонхейд, – скомандовала я.

– Уже не просто глупо, теперь откровенно смешно, – парировал даже не пошевелившийся лорд.

Разместив ладони на его груди, я подалась к альфе и выдохнула ему в лицо:

– Сидеть, Сонхейд.

Хриплый рык из глубины груди, и злое:

– Я сумею подавить приказ, Ким, но и ты тогда пощады не жди!

Грозное заявление, но:

– Руки, Сонхейд.

Вскинул, обе. Я потянулась, практически улегшись грудью на его лицо, и с самым невинным видом защелкнула самые обыкновенные наручники. Кое-кто, прижатый моими прелестями, насмешливо хмыкнул, ну а я просто улыбнулась, потянулась чуть дальше, и поверх хлипких наручников, рассчитанных на человека, застегнула пудовые, огромные, из какого-то черного металла, в общем, те, которые на оборотней.

Сонхейд замер!

Я тоже, всего на секунду, словно пытаясь ощутить на вкус момент собственного торжества. Затем скользнула ниже, вернувшись в исходное положение и упираясь руками в подушку по обе стороны от его головы, с улыбкой посмотрела на оборотня, полускрытого водопадом моих локонов.

– Тебе очень идут мои волосы, – не знаю, почему это сказала, – и вот такое выражение бессильного бешенства мне тоже очень нравится.

Янтарный взгляд вспыхнул каким-то злым светом.

– И вот теперь мы поговорим, – скатилась я до угроз, а потом…

Нагнулась и поцеловала его. Не знаю почему. Просто хотелось очень, а может, нравилось, что он весь подо мной такой неопасный, застывший от бешенства и совершенно… мой. А то, что на поцелуй не ответили, даже и не расстроило.

– Нравится? – поинтересовалась я, прервавшись на мгновение.

Мне снова не ответили.

– Наслаждайся, Сонхейд, – посоветовала я. – Не все же мне под тобой быть.

И поцеловала его снова. Мне нравилось. Нравились его твердые губы, нравился его вкус, нравилось, что он сейчас не совершает резких движений, нравилось быть сверху.

Просто восторг.

Я выпрямилась, с позиции наездницы победно посмотрела на оборотня. И вздрогнула, едва увидела его глаза – звериные. Даже не светящиеся или сияющие – реально злые звериные глаза. И губы Сонхейд плотно сжал, и на скулах танцевали танец ярости жгуты желваков…

– Что, непривычно? – нагло поинтересовалась.

Тишина в ответ. Напряженная, злая, не предвещающая ничего хорошего тишина. И пристальный нечеловеческий взгляд – я улыбнулась. Мне нравилось быть сверху, быть главной, вести в этой ситуации…

И нравилось смотреть на скованного зверя. Красивого зверя. И пусть лицо у Сонхейда сложно было бы назвать привлекательным, но тело… крупная, рельефная мускулатура, сильная шея, широкие гордые плечи, твердый накачанный живот, и сейчас, когда он был напряжен как струна, под кожей проступили вены. Зверь.

Настоящий зверь, взбешенный, доведенный до предела, полный ярости и закованный зверь. Почему-то подумалось, что, будь альфа тигром, он не покорился бы ни одному дрессировщику. Да вообще никому, ощущалась в нем эта неукротимая животная ярость…

Внезапно поняла, что меня эта ситуация заводит.

Действительно заводит чисто в физическом плане… Как-то еще неожиданнее пришел вопрос: «А его?» И вопрос вдруг стал очень-очень важным, совсем просто.

– Слушай, Сонхейд, – я облизнула почему-то вмиг пересохшие губы, а затем осторожно сползла по нему ниже, – я, вообще, очень хотела побеседовать, но вот, знаешь…

Опустилась еще немного ниже – и да, он был возбужден! Очень-очень-очень сильно возбужден. Настроение скакнуло градусов на десять вверх. Не знаю почему.

– Говорить, – вдруг хрипло произнес оборотень.