– Продолжай, Валера.

Парень лет двадцати пяти, с зауральским, усеянным веснушками, плоским лицом, и небрежно приглаженной шевелюрой, картинно потер ладони и причмокнул, словно собираясь приступить еде. Был он румян, серые, широко расставленные глаза искрились предвкушением. Благодушно зыркнув на Мишу, прервавшего своим появлением его рассказ, он еще раз смачно причмокнул крупными, готтентотовскими губами, и продолжил повествование.

– Ну вот, добрались мы до Уфалея часам к пяти. Темно, ветерок задувает, градусов, думаю, минус пятнадцать. Ну, выгрузились из «Икаруса», пока вытащили мешки с аппаратом, водила совсем извелся. В двери дует, несет порошу, а у нас двухметровые распорки никак не вылазят. Уж как мы их в Кургане засупонили без всяких проблем, на одном энтузиазме, ума не приложу.

Ну, вылезли, автобус укатил, стоим, озираемся. Темно, зябко, хоть в «Икарусе» не лето, но после его салона понаружи совсем скучно. На столбе фонарь скрипит, туда-сюда, туда-сюда – ведет в одиночку бой с темнотою. И словно говорит нам: держитесь, ребятки, у вас тут первая ночь, а у меня таких уже сотни. Коли я выдержал, так и вы не пропадете.

У Санька и Степы настроение упало до полного нуля, тогда я понюхал ветер, и говорю: – ребятки, а ведь это обнадеживающий юг, два-три метра в секунду. Если он задержится до завтра, то более роскошной шары трудно ожидать.

Приусохшие было орлы расправили крылья, взвалили на себя весь сопутствующий груз и начали играть в караван. За песок работал снег, за верблюдов – пилоты курганского ЛА, а в мешках что-то позванивало, постукивало, наподобие колокольчиков. В общем, минут пятнадцать мы согревались путем перемещения тяжестей в неизвестном направлении, пока не попалась навстречу добрая старушка «божий одуванчик». Тулуп до пяток, голова шалью закутана, на ногах валенки. Экипирована бабуся как надо

– Бабуленька, – спрашиваю, – а не подскажите, где тут в вашем славном городе-герое стадион располагается?

– Чо, побегать захотелось? – не без ехидства спрашивает бабуля.

– Да, – отвечаю, – готовимся к соревнованиям. Не созданы мы для легких путей.

– Тогда поворачивай обратно, – говорит бабуся, – и пили, посюдова, к фонарю, видишь, во-о-о-н там болтается, аккурат перед входом на стадион.

– Да ты чо, бабуля! – возмущается Санек. – Мы оттедова и причапали.

– А теперича заворачивай оглобли, – продолжает бабуля. – Готовься к соревнованиям, внучек. И вообще, я тебе не бабуля, и инструктор Челябинской группы дельтапланеристов, Макарова Вероника Ивановна.

Немая сцена. Ни машин, ни шагов. Однако делать нечего, развернули оглобли и потащились. Бабуля за нами, изображает группу прикрытия. Тут я, наконец, припомнил, что еще в Кургане водилу просил подогнать нас поближе к стадиону, дабы без толку не трясти ценное оборудование. Сам-то забыл, перекемарил в автобусе, а водила запомнил и довез, по великой жалости человеческой группу орлов прямо по назначению. Добр человек русский, да забывчив.

Вход на стадион оказался в десяти метрах от фонаря, но точнехонько в противоположном направлении. Прямо скажу, замаскирован по высшей форме, ни один шпион не догадается. Немудрено, что нам даже в голову не пришло там искать. Узкие воротца из арматуры, надпись, снегом засыпанная, только однерку и можно разобрать, и дорожка посреди сугробов, ведущая к зданию. И здание – блин! – к лесу передом, к нам задом. Это, вообще-то, гимнастический зал и раздевалки, они окнами и дверьми к стадиону расположены, а стадион за ними. В общем, с дороги ни черта не видать. Особенно в темноте.

Завалились мы в раздевалки, а там уже полно народу, шум, чайник кипит, съестным пахнет, а в гимнастическом зале оборудование любовно уложено. Каждая группа свой ЛА отдельно расположила, чтобы упаси Боже, не перепутались. Отыскали мы уголок, сбросили поклажу и влились в общий хор голосов. Щедрые аборигены, то есть пилоты из других городов, прибывшие в сей отдаленный уголок еще днем, пригласили откушать. Жить нам предстояло в этой раздевалке два дня с ночевой, и поэтому добрые люди сразу развернули в одной из каморок полевую кухню. В тот вечер, впрочем, как и во все последующие, еда готовилось по рецептам из песенного фольклора дельталетчиков: повар придумал ужин: немного коры дубовой, немного болотной тины, немного дорожной пыли… пилот не умрет голодным….

Умереть от такого ужина, действительно, было трудно, но и жить уже не хотелось. С трудом заглотав тарелку с манкой комочками, мы открыли рюкзаки – у нас с собой было – и воздали должное родительской предусмотрительности. Ах, шанешки, домашние шанешки! Вместе с нами к ним приложились все присутствующие, поэтому завтра и послезавтра – до самого отъезда пришлось питаться просто ужасно, если не сказать отвратительно.

Но ведь не за то боролись! Сразу же после, а вернее уже во время ужина, начались разговоры. Благословенное пилотское братство! Никого не колышет, кто ты, откуда, какая у тебя профессия, возраст, заслуги, звание. В Уфалей народ притащился не выяснять подробности биографии, а учиться, впитывать чужой опыт и раздавать, если удастся, свой.

Спорить начинали, еще не узнав имени собеседника. Проблема была не в амбициях или самолюбии, хотя и этого, думаю, хватало, а сшибке разных подходов. Каждая группа, а, как потом выяснилось, их было четыре: свердловская, из Челябы, тобольчане и мы, по-разному понимаем жизненно важные вопросы. Прочность, аэродинамика, материаловедение. Впрочем, какое тут ведение, кому, что удалось достать, тот на том и летает. И защищает: кто лавсан для курток, а кто болонью. Были орлы, летавшие на каландрированном капроне, а были на перьевом тике для подушек. Этих чуть ногами не запинали, энтузиастов хреновых. Правда, пинали не больно, даже предложили поделиться лавсаном, у кого-то оказались ходы на свердловскую фабрику одежды, и он там брал по оптовой цене этот самый лавсан целыми тюками. В общем, у каждого был свой путь и свой опыт, для того и собрались, чтоб поделиться.

– Ты подробнее, подробнее, – оборвал его Драконов. – О чем именно спорили. Хоть тематику обозначь.

– Эхма! – взмахнул рукой рассказчик. – Проще рассказать, о чем не спорили. Ну, ежели конкретно, то обсуждали достоинства и недостатки заделок тросов заплеткой, закруткой, закаткой; насмерть бились приверженцы и критики классического «рогалло». Но главная заруба шла о технике пилотирования: может или не может дельтаплан парить в потоках обтекания и в термиках, как планер? Или, можно ли у склона выполнить на дельтаплане разворот на триста шестьдесят градусов и не попадет ли он при этом в какой-нибудь свойственный только ему, дельтаплану, опасный режим?

Два парня из Челябы этим летом скатались в Планерское, а один свердловчанин добрался до самой Юцы. Планирующие полеты их уже не волновали, разговор пошел о динамическом парении. Мы, со своими рекордными налетами по полторы минуты, развесили ушки и молчали в тряпочки. Согласно планерной науке, – вещали челябы, – максимальная интенсивность восходящего потока формируется перед фасом и чуть выше вершины. На Планерском они пытались попасть в эту зону с помощью леерной затяжки. Вот дело! Свердловчанин обзывал их самоубийцами, и твердил, что нормальные люди ищут «термик» находясь в воздухе, а не стоя ногами на земле.