Громыко немедленно скомандовал занять оборону, однако обороняться оказалось не от кого. Ветер дотащил разозленного сверх всякой меры графа до «троллера» и мгновенно стих. Наступила ватная тишина, нарушаемая лишь скрипом графской кожанки да пощелкиваниями остывающего двигателя джипа.

Так прошло несколько невообразимо долгих, будто бы резиновых, минут. Напряжение, охватившее всех, достигло высшей точки. Илья чувствовал – и Громыко, и Яна, и граф, и даже мирный Зава готовы сейчас на все, слишком необычным, пугающим, кошмарным казалось происходящее.

– Где это мы? – нарушил тишину Илья. Впрочем, вопрос он задал лишь затем, чтобы как-то разрядить обстановку.

– Это – другое измерение, – неожиданно дал уверенный ответ Зава. – У трехмерного мира шесть граней, у четырехмерного – десять.

– Откуда вам это известно? – зло спросил Торлецкий, оборачиваясь к Заве, но тут все вокруг пришло в движение. Заколыхались призрачные стены, забурлил чернильный мрак над головой.

Удбурд появился неожиданно, но вовсе не так, как думалось Илье. Не было ни яркой вспышки, ни раскатов грома, ни какого-нибудь сиреневого или мертвенно-фиолетового портала, словом, ничего, приличествующего могучему магу и чародею, тем более злому, темному.

Нет, все оказалось весьма прозаичным – из стены рядом со столом, на котором лежал неподвижный Митя, вышел невысокий мужичок в кепке и привычным жестом властно поднял руку, как бы гася поднявшийся гомон.

– Живущие и смертные, дерзость ваша достойна наказания! – уже знакомый голос Удбурда колокольным звоном гулко раскатился окрест. Илья съежился и заметил, что этот – не голос, а, скорее, глас ударил по всем, даже отчаянный Громыко втянул голову в плечи.

– Почему я до сих пор не вижу Ларца у ног своих? – с явной угрозой продолжил между тем хозяин восьмигранного зала. Слова, произносимые им, наливались яростью, и ярость эта лишала воли, гнула к земле, давила, как могильная плита.

– А ху… ху… не х-х-х-о-ошь?… – заикаясь, с трудом вытолкнул из себя Громыко и закашлялся.

– Ты, дерзкий, будешь наказан первым! – прогудел голос, и Илья с ужасом увидел, как у майора зарастает рот! Причем зарастает так, как это бывает с ранами, – губы его вдруг вспучились кровавыми язвами, сомкнулись, желто-бурая сукровица потекла по подбородку, на месте рта образовался отвратительный струп, который моментально покрылся коростой, и через несколько секунд только розовая полоса гладкой кожи напоминала о том, что у Громыко что-то было между носом и подбородком.

Во время всей этой ужасной процедуры он, видимо, отчаянно кричал, вращая глазами, но вместо крика Илья слышал лишь глухое мычание. Яна ойкнула, прикрыв ладошкой рот, затем сцепила зубы и, утвердив свой пулемет на деревянные сошки, принялась устраиваться у левого переднего колеса «троллера». По нахмуренным бровям и совершенно побелевшим от страха и злости глазам девушки стало понятно – ничего хорошего она уже не ждет и готовится, на полном серьезе готовится, подороже отдать свою жизнь.

Глядя на Яну, Илья щелкнул затвором ППШ и присел на одно колено, изготовившись к стрельбе. Зава, лихорадочно протирая очки, пятился задом за джип.

Удбурд, с плохо скрываемым презрением на сером, узком лице внимательно следил за приготовлениями своих противников. Вот он поднял руку в неком многозначительном жесте…

– Стойте! – до этого стоявший в стороне граф решительно шагнул вперед. – Сударь, не знаю, как к вам обращаться, ибо вы вряд ли придете в восторг от звуков имени, коим вас именовал покойный Гуцул… Не лучше ли договориться, как цивилизованные люди? Мы отдаем вам Ларец, вы передаете нам мальчика…

Странные булькающие звуки заполнили собой все помещение. Закинув голову, Удбурд смеялся.

– Ты, случайно прикоснувшийся к силе! Глупость твоя не уступает глупости живущих и смертных! Кто сказал тебе, что я согласен на обмен? Условия мои были таковы – отрок умрет, если вы не доставите мне Ларец! Но я ни разу не обмолвился, что отдам вам его!

– Да, но как же… – начал граф, но хозяин восьмигранного зала перебил его яростным гулким криком:

– Довольно! Я слишком долго ждал! Ларец! Немедленно, или вы познаете, что такое гнев сотворившего Новый путь!

Громыко, мыча от боли, замахал руками, пытаясь что-то объяснить своим спутникам. И тут Яна, закусив заплетенные в косичку волосы, как матрос – ленточки бескозырки, нажала на гашетку пулемета.

«Товарищ Горюнов» загрохотал, посылая длинную очередь. Веером разлетелись блестящие гильзы. Невидимый щит, которым загородился хозяин зала, покрылся вспышками от разрывов пуль, запели рикошетящие осколки.

– Вы сами выбрали свою участь! – проревел Удбурд, поднимая руки в зловещем карающем жесте. Пулемет тут же смолк, Яна завалилась на бок, дергаясь в судорогах, Торлецкий заскрежетал зубами, сделал шаг вперед, но тоже рухнул, в падении завертевшись волчком. Рядом с ним упал вскинувший автомат, но так и не успевший выстрелить Громыко.

«Вот и все, сейчас и меня скрутит», – понял Илья и удивился, что не ощущает ни страха, ни ужаса. Все чувства умерли, он словно сам стал ожившим мертвецом – без эмоций, без мыслей…

Удбурд тем временем звучно пропел несколько слов на непонятном никому языке и взмахнул невесть откуда возникшим в его правой руке коротким бронзовым жезлом, больше всего напоминающим рукоять меча без крестовины и клинка.

– Есть! – неожиданно завопил Зава. Илья скосил глаза на друга и все так же равнодушно отметил, что тот, сорвав с переносицы очки, весело приплясывает на месте, торопливо вскрывая какую-то светлую металлическую коробочку или, скорее, табакерку.

Крак! – крышка табакерки откинулась, и Вадим тремя пальцами принялся извлекать из нее щепотки белого порошка, щедрыми движениями сеятеля разбрасывая его вокруг себя.

Тотчас же все изменилось. Сладковатый запах ударил Илье в нос, белый порошок вопреки всем законам физики завис в воздухе и начал окутывать восьмигранный зал белой пеленой. Через мгновение вокруг уже бушевала настоящая метель.

Под ее натиском истончился и бесследно исчез слабо светящийся голубым силовой щит, стены зала стали совсем прозрачными, а чернильный мрак, колыхавшийся над головой, начал сереть.

– Не-е-ет!!! – от громогласного вопля Удбурда Илья упал на колени, правая фара «троллера» взорвалась брызгами осколков, а Зава на мгновение застыл с очередной порцией порошка в руке.

Сотворивший Новый путь резко повернулся и одним длинным прыжком, вызвавшим бы зависть у олимпийских чемпионов, оказался у дальней стены, за которой виднелась болотистая пустошь и руины.

Поверхность стены пошла радужными волнами, Удбурд шагнул в нее, словно в воду, оказался по ту сторону и бросился бежать по болотине, расплескивая лужи.

– Стой! Именем Великого Круга – стой!! – завизжал Зава. Сунув табакерку с порошком в карман, он завертел головой, и Илья, поймав его взгляд, содрогнулся – глаза друга ярко светились знакомым изумрудным светом!