– А Бесков – это?.. – перебивает Матиаш, и я замечаю, что он записывает.

– Одиннадцатый номер, Эльф… Неважно, потом расскажу. Суть в том, что полюбовно они не договорились. Бесков не собирался расставаться с рейсте судьи, бабушка психанула и отправилась к министерию Гиндису, прихватив с собой Лист, и министерий ей не отказал. Дальше все было печально: Бесков так или иначе выжил, сама она не успела добраться до замка и с горя утратила рассудок, но вот что тебе точно понравится – все эти убийства рейстери начались с появлением Бескова.

– Бесков, – задумчиво повторяет Матиаш, постукивая по бумаге карандашом. – Ты его знаешь?

– К несчастью, да. Мутный тип, который уверяет, что хочет спасти…

Хочет спасти…

От кошмарной догадки моя спина становится липкой от пота.

– Как заставить человека сделать то, что тебе нужно, Матиаш?

Черноволосая копия графа Секереша глядит на меня с недоумением.

– Да запросто, – говорю я, с трудом шевеля губами. – Убедить его в том, что этого хочет он сам. Когда речь идет о группе людей, не меняется ничего, кроме времени, которое придется на это потратить…

Убийства рейстери были нужны для того, чтобы загнать других рейстери в так называемое Убежище.

И теперь Бескову нужен Лист. Не та его часть, в которой заключены имена, а другая, с высшими формулами Секереша.

– Он собирается вернуться, – сбивчиво шепчу я притихшему Матиашу, который явно чувствует, что происходит нечто важное, но не понимает, что именно. – Но не один, а с ними. Вернуться и закончить начатое Кляйном в «Унтерштанде». Лист надо уничтожить.

Я сожгу Лист. Нет формул – нет пути назад. Бесков не учел одного – Есению Иллеш, которая оказалась чуточку умнее, чем он думал, и прямо сейчас отправит проклятые бумаги в ближайший камин, а потом разгонит весь этот Ноев ковчег по домам, а потом…

«Бесков сотрет ее в порошок», – глумливо подсказывает внутренний голос. Ну и плевать. Главное, вытащить оттуда Германа.

Судя по музыке и взрывам смеха, все сосредоточились в главном зале и вовсю пользуются баром. Мне это только на руку. Я могу незаметно прокрасться в собственную комнату, задавить тревожный писк о том, что Листа там уже нет и с замиранием сердца сунуть руку под матрас.

Он на месте. Конечно же, на месте, ведь никто не знает, что я вообще его нашла.

– Есь…

Еще немного, и я потеряла бы сознание, рухнув на каменный пол с седыми как лунь волосами.

– Олечка! – И почему в такие моменты во мне вечно просыпается вот это вот сюсюканье? – Как твои дела?

– Весь вечер звоню Герману, а он не берет трубку.

Не самая клевая новость, конечно. Спрятав бумажный сверток за спину, я бочком продвигаюсь к выходу. Ольга не отстает.

– Ты тоже куда-то пропала, и мне очень грустно.

Грустно тебе станет, когда ты узнаешь, что твой опекун собирается выпустить из тебя кровь.

– Извини, мы тут с Матиашем…

– А, с Матиашем, ясно. – За подобное всепрощение она точно наследует Царство Небесное. – Я недавно его видела, что у него с лицом?

– На него свалились рыцарские доспехи. Держись подальше от этих штуковин, ладно? Они страшно тяжелые, – говорю я и выскакиваю в коридор, пока меня не накрыло лавиной новых каверзных вопросов.

Сверток кажется неподъемным. Огня, как назло, нигде нет. В поисках хотя бы одного растопленного очага я оказываюсь в рыцарской трапезной, где как раз достаточно жарко, но не от пламени, а от плещущегося в желудках спиртного. Я сразу замечаю юного француза, который уединенно курит возле окна, и устремляюсь к нему. К счастью, жест, обозначающий зажигалку, достаточно универсален. Парень протягивает мне бензиновую «Зиппо» и вопросительно приподнимает бровь, когда я кладу ее в карман.

– A little bit later, – клятвенно заверяю я, мучительно извлекая из памяти те немногие английские слова, которые там есть, и огибаю танцующих, чтобы незаметно исчезнуть, потому что с противоположной стороны зала как раз появляется Матиаш, а что-то подсказывает, что для моей затеи он будет лишним.

Поплутав коридорами, я чудом вспоминаю, где выход на улицу, и только оказавшись за дверью сбавляю шаг.

Внушительные замковые стены будто выкраивают из чернильно-синей ткани неба прямоугольный лоскут. Вслед за мной во внутренний двор выскакивает Матиаш – я успеваю укрыться под одним из арочных проемов за мгновение до того, как он бы меня заметил. Переживает, черт бы его побрал, за бумажки эти исторические… Остается либо терпеливо ждать, пока он уйдет, либо наплевать и просто закончить начатое.

В то время как Матиаш шарахается снаружи, заглядывая в каждую подворотню, я распускаю узел бечевки, и в моих руках оказывается стопка плотной желтоватой бумаги. Хоть я и не историк, а холодок все равно пробирает – вот из-за этих каракулей погибли люди. Сначала там, в «Унтерштанде», от которого только и осталось, что кирпичная рухлядь с досками вместо окон, а потом и здесь, в наши дни. Вот уж действительно, бумага болтливей самых злых языков, а эта – настоящий чемпион по болтовне. И путешествиям во времени: сначала за пазухой Секереша, потом в бабушкиных руках. Вот он Лист – пронумерованные строчки с фамилиями на немецком, совсем безобидные на вид. Рихард Кляйн хранил его в тайнике и, видимо, у графа был ключ: такие же бледные знаки на ладони, как у меня самой. А вот те самые высшие формулы… я мельком просматриваю несколько испещренных рейсте листков, но сразу отказываю себе в любопытстве – моя память мгновенно сохраняет увиденное, и Бесков, судья Бесков при случае сможет легко их оттуда извлечь. Напуганная собственными мыслями, я щелкаю зажигалкой и подношу пламя к бумаге. Края занимаются мгновенно. Прощай, оружие.

– Так нельзя! Это же варварство!

От неожиданности я роняю потрескивающие листы, и они рассыпаются под ногами. Налетевший, как вихрь, Матиаш яростно затаптывает мой импровизированный костер, но бумаге это не на пользу – я со злорадством замечаю на бесценных формулах отпечатки грязных подошв.

– Это история, – всхлипывает Матиаш, подбирая оскверненные бумажки и трепетно прижимая их к груди. – История замка, история предков, история рейстери… Бесценная история…

И я понимаю, что он прав, но разве мы сможем ее защитить? Разве есть на свете достаточно безопасное место, где Лист станет просто музейным экспонатом и больше никому не причинит вреда? Если и да, то это точно не замок Мадар, не матрас на моей кровати и даже не объятия Матиаша Шандора.

– У этой истории есть цена, – говорю я. – Она стоит жизней. И нашего будущего. Ты ведь хочешь, чтобы у нас оно было?

Он не отвечает, а только баюкает бумаги, точно плачущее дитя.

– Ты ведь хочешь этого, Матиаш?..

– Да, – отзывается он неохотно. – Да, конечно. Позволь только… – Его трясущиеся пальцы выхватывают из середины один обугленный листок. Остальные он протягивает мне и глядит умоляюще, склонив голову к плечу – ну не драться же с ним из-за этой бумажки…