– Да о чем ты, Эйб?

– Если Мейсон тебя здесь застукает, ты труп. А мне ни трупы, ни убийцы в заведении не нужны.

– Клянусь, я к ее картинам пальцем не притронулась.

– А Мейсон утверждает, что ты их ножом искромсала. Так что уходи, да поживей.

– У меня здесь свидание назначено.

– Нола, ты что, оглохла? Я же говорю: Мейсон тебя убьет, если увидит. А она сюда каждый вечер приходит. Повторяю – сматывай удочки, пока цела.

Меня охватила ярость. Воздух вдруг показался разреженным, лишенным кислорода.

– Это – общественное место, а я ничего плохого не сделала. Хочешь, чтобы я убралась – валяй, примени силу. А я, в свою очередь, в суд на тебя подам.

Кулаки сами собой сжались, мне нелегко было расцепить пальцы. Ладони стали липкими от пота.

Эйб смотрел мрачно.

– Знаешь, Нола, было время, когда я тебе симпатизировал. Последний раз предупреждаю: если Мейсон устроит драку, я на суде дам показания против тебя.

И он отошел, а я села за круглый столик у окна. Меня трясло, голова трещала. Я с трудом подавляла желание шарахнуть о стену пепельницу, расколотить солонку и перечницу. Нельзя, говорила я себе. Я должна себя контролировать. Чтобы не сорваться, я обеими руками вцепилась в столешницу. Так, бывало, я сидела в классе. Теперь я не сводила глаз с улицы, молилась, чтобы Роджер пришел поскорее.

Жена Эйба, Сара, в своих черных лосинах и белом переднике, двинулась было ко мне с планшетом и кусочком мела, однако передумала, прошла мимо. Все посетители до единого косились на меня, перешептываясь. Неужели им известно нечто, чего я не помню? Неужели отлив обнажит очередной скелет? В последний раз я видела Мейсон, когда вела Тодда к себе в мастерскую, чтобы показать ему свои работы. Тодд целовал меня, потом уложил на кушетку. Дальше – полный мрак. Следовательно, имело место некое событие, и потому-то сейчас мне хочется устроить погром в «Дочери лошадника». Нет, погрома не будет. Я дождусь Роджера, а поужинаем мы где-нибудь в другом месте.

Вошел Кирк Сильвермен. Я помахала ему, но он сделал вид, что не видит меня. Почему? Я была у Сильвермена на пятничной вечеринке. Точно помню, как входила в его квартиру – только не помню, как выходила. То есть первый акт был, а вот со вторым проблемы… Господи, когда же в моей памяти не останется белых пятен?

И тут на улице появилась грузная, неуклюжая, почти квадратная Мейсон, топавшая к кафе. Наши взгляды встретились.

О Мейсон мне было известно лишь, что она состоит в городском ЛГБТ-сообществе. Помню, при первой встрече Мейсон мне понравилась – этакий добродушный пекинес. Именно так я о ней подумала, когда пришла арендовать часть студии. Теперь пекинес, похоже, собрался в меня вцепиться своими крепкими, острыми клыками. Первым моим побуждением было сбежать через служебный вход, но я замешкалась. Мейсон, расталкивая всех на своем пути, направлялась прямо ко мне. Сара Коломбо попыталась ее задержать. О чем они говорили, я не слышала, только видела, как багровеют вислые щеки Мейсон. Она оттолкнула Сару и рванулась вперед.

– Ах ты, дрянь! Теперь держись! Пришел твой последний час!

Я продолжала сидеть на месте, слушать, как в висках пульсирует кровь, ощущать пот на ладонях.

– Постой, Мейсон. Эйб мне рассказал про твои претензии. Клянусь, я к твоим картинам не притрагивалась.

– Врешь, мерзавка! Давай, выходи. Я тебе мозги прочищу, раз память отшибло.

– Не стану я с тобой драться, Мейсон. Если я действительно нанесла тебе ущерб, выстави счет – я все оплачу. Ты мне всегда внушала симпатию. Попытайся понять – я была нездорова. Как бы не в себе. В смысле, если я чего и натворила, то это сделала не я…

Мейсон дала мне оплеуху.

– Это для начала! А сейчас я тебя на кусочки порву!

Меня прошиб холодный пот – предвестник провала. Но я держалась. Я твердо решила остаться в сознании. Слишком много зависело от этого сейчас. Я сцепила пальцы.

Мейсон схватила меня за локоть. Мои пальцы разжались. Мейсон выволокла меня в центр зала. Толпа расступилась, образовав ринг. Эйб бросился было нас разнимать, но, видя, что сила на стороне Мейсон, остановился и принял позу Наполеона.

– Не надо, Мейсон! – просила я, пытаясь снова сцепить руки. – Клянусь, я не со зла. Я все оплачу…

Она ударила меня кулаком под дых. Я упала, Мейсон взгромоздилась сверху и распяла меня на полу. Видит бог, я не хотела драться. Но вдруг поняла: если я не дам отпор Мейсон, это сделает кое-кто другой. Поэтому я стала извиваться под ее грузным телом, высвобождать руки. В затылке нарастала боль. Мне удалось пихнуть Мейсон коленом. Я вскочила.

Я применила к Мейсон бросок через спину с захватом руки и шеи. Одному богу известно, где я выучилась таким приемам. Мейсон хрипела, дергалась все слабее. Кто-то произнес: «Раздроби ей череп. Сломай ей шею!» И я поняла: мне это сделать проще простого.

Над поверженной Мейсон я соединила ладони. Пальцы левой и правой рук переплелись. Локтем продолжая удерживать Мейсон в беспомощном положении, я стиснула руки. Раз.

«Убей эту суку! Убей!»

Сначала казалось, что меня подначивают из толпы. Потом я поняла: голос звучит в моей голове. Мои движения были замедленны, зато все вокруг мельтешило, как в фильмах, снятых на заре кинематографической эпохи.

Мейсон извивалась, пытаясь ударить меня по голове; я была ловчее. Я совершенно успокоилась, я контролировала ситуацию. Правой рукой чуть потянув за левую, вовсе не желая причинить Мейсон боль, я на миг перекрыла ей кислород, а сама тем временем стискивала пальцы. Два. Три.

– Давай поговорим, Мейсон, – спокойно сказала я. – Сейчас я дам тебе подышать, а ты за это должна меня выслушать. Кивни, если обещаешь больше не драться.

Мейсон издала булькающий звук и кивнула. Я чуть ослабила хватку. Теперь Мейсон получала достаточно воздуха, но вырваться не могла.

– Видишь ли, Мейсон, не я эту драку затеяла. Ты, верно, думала, что мигом со мной разделаешься. Однако я сильнее, чем кажусь на первый взгляд. Стоит мне только пожелать – и я тебе шею сломаю. Ты понимаешь?

Мейсон кивнула.

– Я была больна. Сейчас не могу всех подробностей рассказать. Меня мучили провалы в памяти. В такое время я устраивала разные безобразия, сама не ведая, что творю. Точно так же не помнит о содеянном тот, кто перебрал со спиртным или употребил наркотическое вещество. Только, в отличие от алкоголика или наркомана, я в своих провалах не виновата. Прости ее – в смысле, меня – за то, что было сотворено с твоими картинами. И обещай, перед многочисленными свидетелями, что, когда я тебя отпущу, ты не попытаешься взять реванш. В противном случае я могу потерять контроль над собой, и тогда тебе очень сильно не поздоровится. Я не хочу причинять тебе боль, наносить увечья, однако бывают моменты, когда я за себя не отвечаю. В данный момент я на грани, и знала бы ты, до чего мне трудно балансировать и не срываться…