Разве жизни двенадцати девушек – не достаточно веская причина?

– Значит, вы намерены послать меня за границу, чтобы я разобралась в том, что произошло?

– Этого я не могу. – У нее сжалось сердце. Значит, опять отказ. Что за шутки такие жестокие? – Во всяком случае, официально, – торопливо добавил Директор. – Если вы поедете, то только в неофициальном порядке. Что скажете, Тригг?

Элеонора медлила с ответом. После увольнения все эти наполненные одиночеством месяцы она самостоятельно пыталась докопаться до истины и уже была на грани того, чтобы бросить поиски, смириться с тем, что никогда не узнает правды. Сейчас Директор дарил ей надежду. Она этого хотела, она этого добивалась. И теперь, когда у нее появился шанс, ей стало страшно.

– Хорошо, – наконец произнесла Элеонора. – Я поеду.

– Мне нужны ответы. Найдите их, – сказал Директор, – любой ценой. – Взгляд его пылал, формальности отброшены. Управление расформировывали, теперь ему нечего терять. Директор начеркал что-то на листе бумаги. – Мне удалось добиться, чтобы вам присвоили звание офицера Женской вспомогательной службы ВВС. Я оформлю вам командировочные и необходимые документы для поездки. В нашем распоряжении две недели. Потом нас закроют, и я не смогу вам платить – и вообще оказывать поддержку, – поспешно добавил он, зная, что деньги для нее почти ничего не значат.

– Я готова выехать сегодня же вечером, – кивнула Элеонора, – если документы будут у меня на руках.

Директор протянул ей британский паспорт.

– Ваш паспорт. Он вам понадобится. – Элеонора раздумывала. Британское гражданство, о котором она некогда так мечтала, теперь служило напоминанием о том, что она потеряла. Но без него никуда. Отбросив сентиментальность, она взяла у Директора паспорт.

– С чего начнете?

– С Парижа. – Она могла бы поехать в Германию и начать поиски с концлагерей. Однако все девушки были направлены в диверсионные группы, действовавшие во французской столице и близ нее. В этот район они были заброшены, в этом районе исчезли. – При необходимости как можно будет с вами связаться?

– Никак, – покачал он головой. Его категорический тон не оставлял сомнений: каналам связи доверять нельзя. – До свидания, Тригг. – Директор крепко пожал ей руку. – Желаю удачи.

Покинув его кабинет, Элеонора спустилась по лестнице и через центральный вход вышла на улицу. На углу у машины ее ждал Доддс. Она быстро свернула в другую сторону и, чтобы он ее не увидел, нырнула в переулок между домами, по которому крадучись подобралась к руинам Норджби-Хауса. Огонь разорил первый этаж, где некогда находилась комната, в которой они проводили совещания. Переступая через обломки, которые все еще отдавали тепло, обжигая ее лодыжки, Элеонора дошла до того места, где когда-то находилась дверь в подвал. Лестница, что вела к ее кабинету и центру оперативной связи, к счастью, уцелела.

Элеонора стала осторожно спускаться вниз. Сверху на нее сыпалась грязь. Казалось, потолок вот-вот обрушится. Элеонору внезапно охватил ужас. Нет, ее не смерть страшила. Скорее она боялась умереть до того, как найдет ответы на терзавшие ее вопросы.

Элеонора остановилась перед чуланом, служившим ей кабинетом. Потом прошла к картотечному шкафу. Документы исчезли. Она полностью выдвинула ящик. Тот, кто вычищал ее кабинет, не подумал заглянуть в самую его глубь. Железная коробка, нетронутая огнем, лежала там, где Элеонора ее оставила. В эту коробку перед отправкой на задание девушки складывали вещицы, которые были им особенно дороги. Элеоноре следовало сразу забрать ее с собой, но ее уволили так внезапно, что времени на это не было. Она взяла коробку. Крышка откинулась, и из коробки выпал маленький детский башмачок. Элеонора подняла его, сдерживая вскрик.

– Кто здесь? – раздался сверху голос. По темным стенам забегал луч фонаря. Не отзываясь, Элеонора продолжала собирать то, за чем пришла. Потом снова поднялась по лестнице.

Молодой полицейский, стоявший у входа в подвал, удивился, когда увидел, что внизу и впрямь кто-то копошился.

– Мэм, отсюда нельзя ничего уносить, – заявил он, показывая на коробку в ее руках. – Для следствия по делу о пожаре это – улики.

– Так арестуйте меня, – сказала Элеонора и, даже не думая расставаться со своими трофеями, демонстративно пошла прочь.

Это – самое малое, что она могла сделать для девушек, которых не сумела уберечь.

Париж, 1946 г.

Сторонний наблюдатель, пожалуй, задался бы вопросом: кто эта женщина, что каждый вечер по четыре-пять часов сидит в баре гостиницы «Савой», потягивая сухое мартини? Может, друг или любовник попросил ее подождать здесь и смылся? Но в чертах ее не было печали. Да и смущения не было оттого, что она, женщина, пришла в бар одна. С полнейшим спокойствием на лице она рассматривала толпы людей, заглядывавших в бар после работы.

Три недели прошло после встречи Элеоноры с Директором в его кабинете, когда она получила его разрешение. Ей очень хотелось безотлагательно приступить к расследованию, но уехать в Париж удалось не сразу. Какое-то время ушло на оформление документов и прочие бюрократические процедуры, хотя официально ее миссия вообще не существовала. Потом нужно было сообразить, как попасть в Европу: все паромы через Ла-Манш были забиты людьми и товарами, которые направлялись в Европу для оказания помощи в восстановлении мирной жизни. Наконец Элеонора сумела достать билет на транспортное судно. Она стояла на палубе, ничуть не досадуя на то, что ее лицо и платье обдает морскими брызгами. Женщин-агентов доставляли на оккупированную территорию под покровом ночи: самолетом или сбрасывали на парашютах. А она теперь плыла в Европу, считай, как королева.

По прибытии в Париж Элеонора принялась обходить государственные учреждения и посольства, пытаясь найти людей, которые что-то знали или слышали о ком-нибудь из ее подопечных. Мари и Джози, во всяком случае, действовали в районе Парижа. Арест британских женщин-агентов был событием необычным, примечательным. Наверняка кто-то должен это помнить.

Но государственные органы только восстанавливали свою работу после освобождения Франции и не могли ей помочь.

– Я ищу документы об арестах, произведенных немцами в Париже. – С таким запросом она обратилась два дня назад во временный центральный орган правительства Франции. – Например, документы гестапо или СД.

В ответ чиновник покачал головой:

– Перед освобождением Парижа немцы уничтожили почти все документы. Даже если б мы имели то, что вас интересует, эти материалы были бы засекречены и недоступны для иностранных граждан.

Ничего не добившись в аппарате правительства, Элеонора стала обращаться в другие ведомства – в службу дознания, в лагерь для перемещенных лиц на окраине Парижа. Безрезультатно. И дело было не только в том, что она не обладала достаточно солидным официальным статусом (директор снабдил ее удостоверением представителя УСО в Ведомстве расследования военных преступлений, но оно ни на кого не производило впечатления). На свои запросы Элеонора получала холодные, едва ли не враждебные ответы. А ведь она рассчитывала на некое чувство благодарности за то, что британские агенты внесли свой вклад в освобождение Парижа. Но де Голль и его люди хотели, чтобы изгнание из страны нацистов осталось в истории как победа французского движения Сопротивления. Британка, задающая вопросы, которые напоминали об огромной помощи иностранных граждан, ни у кого не вызывала добрых чувств.