Однако Мари не участвовала в общей суете. Она стояла неподвижно, готовясь к тому, что ее снова насильно увезут неизвестно куда. Она подумывала о том, чтобы отказаться идти со всеми, зная наверняка, что немцы все равно ее пристрелят, как Джулиана. Вспоминая последние мгновения его жизни, как он умирал, она внутренне сжималась от душевной муки: ее сердце рыдало. Он выглядел таким спокойным. Вместе с ним угасла и надежда. Так, может, пусть ее лучше убьют.

Нет, надежда еще теплилась. Немцы их увозят, потому что союзные войска приближаются к Парижу. Их скоро освободят. Если есть хоть малейший шанс вернуться к дочери, Мари его использует.

С тех пор как ее привели сюда несколько недель назад, дверь камеры всегда была на запоре, но сейчас она с грохотом распахнулась.

– Raus!

Женщины ринулись в коридор. Никто не хотел отставать: для тех, кто оказался в хвосте, последствия могли быть самыми печальными. К ним присоединялись арестантки из других камер, и вскоре сырой центральный коридор заполонил плотный поток теплых тел.

Толпа несла Мари вперед. Внезапно она обо что-то споткнулась, едва удержавшись на ногах. На полу в коридоре, свернувшись калачиком, лежала женщина. Видимо, она была очень больна или сильно избита и не могла идти. Мари колебалась. Она боялась отстать. Но ведь если женщина так и будет лежать посреди коридора, ее непременно убьют. Мари торопливо присела на корточки, пытаясь помочь бедняжке.

И ахнула, узнав в ней Джози.

Она на мгновение оцепенела. Обман зрения или она снова грезит? Мари опустилась на колени и обняла подругу.

– Ты жива! – Джози было почти не узнать, от нее остались кожа да кости. Она не шевелилась, никак не отреагировала на ее голос. – Это я, Мари, – добавила Мари, не получив ответа.

Джози открыла рот, но с ее губ не сорвалось ни звука. Несмотря на ужасное состояние подруги, Мари захлестнула радость. Джози жива. Но как ей удалось выжить? Джози пропала без вести месяц назад, считалось, что она погибла. У Мари к ней была масса вопросов, но Джози настолько ослабела, что вообще не могла говорить, тем более рассказывать о пережитых кошмарах. Мари хотелось поведать ей обо всем, что случилось, в том числе про гибель Джулиана.

Но времени на разговоры не было. Тюрьму освобождали от заключенных, на улице их ждали грузовики. Повинуйся, иначе тебя затопчут или застрелят.

– Вставай, – затеребила Мари Джози. – Мы должны идти.

– Не могу, – просипела Джози. Мари попыталась поднять подругу и чуть не переломилась под ее весом. Сзади раздался выстрел: их ждет такая же участь, если они сейчас же не двинутся вперед.

– Можешь. – Мари напряглась, снова пытаясь поднять Джози с пола. Ей вспомнился тот день в шотландских горах, когда Джози тащила ее на себе; казалось, это было в другой жизни. Теперь пришла очередь Мари быть сильной.

– Пойдем, – сказала она Джози, почти ощущая, как свежий ветер Северо-Шотландского нагорья гонит их вперед. Вдвоем они шаг за шагом двинулись навстречу своей судьбе.

* * *

Сквозь щели забитого окна сочился скудный свет. Восход это был или закат, Мари не знала. Из Френской тюрьмы на грузовиках их доставили на вокзал Пантен и битком набили в вагоны. Поезд долго стоял на путях, на солнцепеке; наконец тронулся и двинулся в восточном направлении; тащился еле-еле, иногда надолго останавливался, потом вдруг снова трогался. В какой-то момент, предположила Мари, они пересекли границу между Францией и Германией. Один раз дверь открылась, и в вагон сунули ведро воды и немного черствого хлеба – на всех этого никак не могло хватить. Рот Мари растрескался и пересох от жажды.

Кто-то стонал; другие молча смирились с судьбой. Воняло туалетом и еще бог знает чем. Судя по запаху, в вагоне кто-то умер, причем, наверно, не один человек. Мари более или менее приспособилась: она стояла во весь рост, носом прижимаясь к крошечному окошку. Но Джози не могла удержаться на ногах: она сидела рядом на полу.

Почувствовав резь в животе, Мари поморщилась. В противоположном конце вагона находилось ведро, которое служило им отхожим местом. Может, Мари и успела бы вовремя протиснуться к нему, но она боялась отойти от Джози. На мгновение она испугалась, что обгадится, а потом ощутила, как по ноге горячей постыдной струей потекла кровь. Месячные. Она запихнула между ног подол платья, которое тотчас же начало пропитываться влагой. Ну а что тут поделаешь?

Мари наклонилась к Джози и поднесла руку к ее рту, проверяя, дышит ли подруга. У Джози поднялась температура, от нее исходил жар, как от раскаленной печки. Мари взяла мокрую тряпку, которую ей удалось намочить, когда некоторое время назад ведро с водой передавали по вагону, и положила ее на горячий лоб подруги. Он не знала, что с ней: видимых ран на Джози не было. Может быть, тиф или дизентерия. Мари ближе наклонилась к подруге, не заботясь о том, что может подхватить заразу.

– Джози, ты жива. Как же здорово, что я тебя нашла. Ведь все это время мы думали…

Джози слабо улыбнулась.

– Нужно было установить связь с маки, я отправилась к ним… – Она умолкла, облизывая губы, затем судорожно вздохнула и продолжала: – Это была ловушка. Немцы знали, что я приду на встречу, они меня поджидали. Им было известно, кто я такая, известно мое настоящее имя и даже то, что я наполовину еврейка. Тот, кто нас сдал, никуда не делся. Нужно как-то предупредить Джулиана.

Джози ничего не ведала. У Мари мелькнула мысль, что лучше скрыть от нее правду. Она боялась, что Джози не перенесет такой удар. Но обмануть ее она не могла.

– Джулиан погиб.

– Ты точно знаешь? – поморщилась Джози.

– Видела своими глазами. – Щеку Мари обожгла слеза. – Он скончался у меня на руках. Это я виновата, – призналась она. – СД завладела одной из наших раций и потребовала, чтобы я передала их сообщение в Лондон. В этом случае Лондон ничего не заподозрил бы и продолжал бы снабжать их информацией. Я не указала свой личный проверочный код, но немцы, обнаружив это, убили Джулиана.

– Ты сделала так, как тебя учили, – с трудом произнесла Джози, утешая Мари, хотя должно было бы быть наоборот. – Не вини себя. Джулиан не хотел бы, чтобы ты поступила иначе, ради него провалив всю операцию. – Лицо Джози окаменело. – Впрочем, все кончено, – тихо добавила она и завалилась на спину, видимо исчерпав остатки сил. Мари хотела возразить и не могла. Она опустилась на пол вагона, втиснулась на узкий пятачок рядом с подругой, пальцами нашла ее руку. Они сидели не разговаривая. Вокруг стонали умирающие женщины. Их жалобные крики перебивал стук колес катящего по рельсам поезда.

Джози закрыла глаза, как будто заснула. Мари смотрела на подругу и чувствовала, как внутри у нее что-то рвется. Джози из них была самая лучшая. И что с ней стало? Сломленная, измученная, высохшая – почти что труп. Восемнадцатилетняя девушка должна предаваться мечтам, а не прощаться с жизнью.

– Представь, что мы танцуем в одном из модных клубов Лондона, – промолвила Мари. Это была их старая шутка. В Арисейг-Хаусе так они обычно подбадривали себя после особенно изматывающих занятий. – Проводим вечер в «Ритце» с каким-нибудь американцем Джо.