миссис Прайс. Она с готовностью извинилась — то, что она хотела услышать, уже прозвучало.

— Прошу прощения, я перефразирую вопрос. Свидетель Г., было бы справедливо сказать, что поведение мистера Костли во время испытаний заставило вас предположить, что он испытывает трудности при установлении границ между правдой и вымыслом?

— Да.

— И соображений о его неспособности к разграничению одного и другого оказалось достаточно, чтобы вы отвергли его кандидатуру, хотя он успешно прошел тестирование и, насколько вы могли судить, горел желанием работать в спецслужбах?

— Да, все верно. Мы строго отбираем кандидатов. Энтузиазм мистера Костли не вызывал сомнений, и я уверен, что он очень хорошо работал на своей должности в службе безопасности парламента, но, на мой взгляд, для нас он не подходил.

До этого мне казалось, что миссис Прайс поддерживает идею о твоей психической неуравновешенности, но, разумеется, она развивала эту теорию только для того, чтобы тут же ее разрушить.

— Но… правильно ли я понимаю, что, несмотря на его непригодность для работы в спецслужбах, вы не сомневались в его психической устойчивости? Во всяком случае, вы не сообщили об этом его руководству в управлении делами?

— Я не считаю его психику активно неустойчивой.

— Давайте внесем полную ясность. В конце концов, мистер Костли в какой-то степени отвечал за обеспечение бесперебойной работы демократических структур нашей страны. После того как вы дали ему оценку, вы не испытывали сомнений в его пригодности для работы в его тогдашней должности?

— Нет, я уже сказал. Нет.

Миссис Прайс продолжала настаивать:

— Таким образом, несмотря на то что вы нашли, что у него проблемы с восприятием границы между фактами и вымыслом, вы сочли его психическое состояние удовлетворительным для того, чтобы позволить ему продолжать работать на канцелярской, но весьма ответственной должности, имеющей отношение к безопасности и благополучию избранных членов парламента, в здании, безопасность которого должна оставаться на высочайшем уровне?

Свидетель Г. позволил себе подпустить в голос металла:

— Да. Именно так.

* * *

Приступая к перекрестному допросу, мисс Боннард едва не подпрыгивала от нетерпения. После ее реплики во время основного допроса стало понятно, какую стратегию она выберет. Она заставила свидетеля Г. подождать — совсем недолго, — пока поправляла парик и прятала под него выбившуюся прядь. Все было тонко рассчитано. Она не могла открыто проявить неуважение к свидетелю Г., но хотела показать, что на нее, в отличие от большинства присутствующих, он не произвел особого впечатления. Наконец она тепло улыбнулась ему и для начала вернулась к теме отказа в приеме:

— Вы приняли свое решение исключительно из соображений о психологическом состоянии моего клиента?

Свидетель Г. легко с ней согласился.

— Да, исключительно из этих соображений.

Мисс Боннард еще несколько минут водила его по кругу, вытягивая из него все больше подробностей о его сомнениях, касающихся твоего психического состояния. Она всего лишь просила, чтобы он повторил то, что уже говорил, видимо, надеясь, что чем больше раз присяжные услышат его слова, тем надежнее информация отложится у них в голове. Наконец она села. Роберт отказался от допроса. Судья посмотрел на миссис Прайс. Никто не удивился, когда она снова встала.

— Свидетель Г., — неторопливо, рассудительно начала она, — мы уже знаем, что по понятным причинам я не могу называть ваше имя и что существуют узкие границы, не позволяющие вам раскрывать всю полноту информации. Но не могли бы вы немного рассказать о себе?

— Конечно, — согласился он. — В определенный период времени я служил в Вооруженных силах, участвовал в операциях, связанных с зарубежными поездками, затем меня перевели на службу внутри страны. В настоящее время моя карьера близится к завершению. На протяжении последних восьми лет я руководил службой подготовки и отбора кандидатов.

— Вы не профессиональный психиатр?

— Нет. Я, конечно, прошел серьезную подготовку в…

— Но вы не обучались психиатрии? У вас нет степени и звания доктора медицинских наук?

— Нет.

— Вы не являетесь членом Британского института психологии или любой другой из аккредитованных организаций?

— Нет.

— Надеюсь, вы извините меня, потому что это ни в коем случае не критика. Я хочу лишь сказать, что подготовка в области психологии, которую вы прошли, сводится к умению определить, может ли человек длительное время обманывать свою семью и коллег по работе, способен ли он держать их в заблуждении. Но вы не считаете себя и фактически не являетесь специалистом, компетентным принимать решение о том, страдает ли мистер Костли какой-либо формой расстройства личности в соответствии с официальными диагностическими стандартами, имеющимися в распоряжении суда.

После едва заметной паузы со свидетельской трибуны донеслось:

— Это правда. У меня нет соответствующей квалификации.

— Спасибо. — Миссис Прайс взглянула на судью. — Больше нет вопросов, милорд.

Судья обратился к свидетелю Г.:

— Благодарю вас, вы свободны. Я обязан предупредить вас, как и других свидетелей, чтобы вы ни с кем не обсуждали это дело.

В наступившей тишине мы слушали, как свидетель Г. по деревянным ступенькам спускается с трибуны — его шаги показались мне тяжелыми; да, наверное, он все-таки выше шести футов, подумала я. Я представила, как он спокойно идет по коридору Олд-Бейли, спускается по широкой каменной лестнице, выходит на улицу, и прохожие — если они вообще его замечают — принимают его за офицера полиции, адвоката или бизнесмена. Во что, если не в фантазера, такая работа превращает человека? В робота? Может, тот факт, что они тебя не захотели, говорит в твою пользу, Марк Костли? Ты никогда не вводил меня в заблуждение сознательно. А не мешать людям думать, что они более блистательны, чем есть на самом деле, — вполне в человеческой природе. Я ведь тоже позволила тебе считать меня одним из ведущих генетиков страны, в то время как на самом деле я — успешный, но отнюдь не выдающийся ученый. Уже сейчас я по инерции выезжаю на прошлых заслугах, занимаюсь то консультациями, то преподаванием. С тех пор как я стояла на передовом крае науки, прошло много лет.

* * *

В ту ночь мне впервые с начала судебного процесса приснилось это место. Мне снился не душный зал суда, не ты, не кошмар об убийстве Крэддока. Никаких окровавленных трупов, тянущих ко мне свои руки. Мне снилось место в Олд-Бейли, в котором я никогда не была.

В тот день заседание началось поздно: один из присяжных опаздывал из-за задержки поезда. Об этом сообщили, когда меня уже вели наверх. Охранники развернулись, собираясь препроводить меня обратно в камеру. Мы уже сделали несколько шагов по коридору, и тут уже знакомый мне седоволосый чернокожий мужчина за