— Спросите, не хочет ли она выпить чего-нибудь горячего.

— Я бы с удовольствием выпила чашку чая, — крикнула я в ответ.

Не потому, что мне хотелось пить. Просто пока я буду ждать чай, а потом его пить, пройдет время.

— Посадите ее возле кухни, — сказал он конвоирам.

К моему удивлению и радости, меня не отвели в камеру, а посадили около двери в небольшом помещении, где для нас разогревали еду в микроволновке. Один из охранников ушел, но другой сел на стул напротив караулить меня. Сидеть здесь мне было не положено, но, очевидно, они решили, что я не из тех, кто ринется на кухню в поисках ножа, хотя там и ножей-то не было, только пластиковые приборы. Приветливый карибец прошел мимо нас на кухню и появился с двумя пластиковыми кружками чая. Одну он поставил передо мной, я взяла ее и сделала глоток. Чай был приятно горячим. Он опустился на стул рядом со мной, и мне показалось, что он готов сказать что-нибудь вроде: «Что такая милая леди, как вы, делает в таком месте?» Но вместо этого я услышала:

— Вот вы же образованная женщина.

Он произнес «хабразованная». Примерно так произносили это слово мои фенлендские бабушка и дедушка — родители матери, связь с которыми я потеряла после ее смерти. Они добавляли «х» перед многими словами, начинавшимися с гласных.

— Вы когда-нибудь были на экскурсии?

Сначала я не поняла, о чем он говорит, но потом сообразила, что речь идет об Олд-Бейли, но не о современной его части, в которой мы находились, а об исторической, со старинными судебными залами. Их часто показывают в телесериалах. Я покачала головой.

Он тоже покачал своей, как будто его опечалило это известие.

— Знаете, там проводят экскурсии. Сходите как-нибудь. Многие ходят.

Глотая горячий чай, я опустила голову, чтобы скрыть улыбку. Вряд ли, когда суд закончится, я захочу сюда вернуться, пусть даже на экскурсию. Он еще раз покачал головой.

— Очень хинтересно, скажу я вам, столько тут истории.

Он шумно отхлебнул из своей кружки, задержав жидкость во рту, чтобы немного охладить.

— Старые залы суда такие маленькие, что сразу понятно, зачем понадобились новые.

И рассказал мне о Коридоре Мертвеца.

* * *

В ту ночь мне снился Коридор Мертвеца. Я видела его во всех деталях, хотя никогда в нем не бывала. Он находится в задней, ныне заброшенной части здания и выходит в переулок. Как мне сказали, в Олд-Бейли много древних заброшенных уголков — где-то даже сохранился кусок римской стены. Коридор Мертвеца предположительно был построен из камня столетия назад. Симпатичный охранник рассказал мне, что сейчас — невероятно, но это правда — его стены выложены обычной кафельной плиткой, как в общественном туалете. Вот стоишь у входа, говорил он…

Во сне я стояла у входа в Коридор Мертвеца. Передо мной лежал коридор с анфиладой арок, каждая следующая ниже предыдущей. Я шагнула вперед. Первая облицованная белой плиткой арка оказалась как раз такой высоты, чтобы я смогла пройти под ней не наклоняясь, и настолько широкой, чтобы не задеть ее плечами. Но следующая арка была ниже и уже, следующая — еще ниже и уже и так далее… Под конец мне пришлось скорчиться и протискиваться боком через все более тесные проемы… Мне удалось проскользнуть через очередную арку, но оказалось, что им нет конца… Симпатичный охранник рассказал мне, в чем состояла идея последовательно уменьшающихся арок. Направляясь к ожидавшей его в конце переулка виселице, осужденный впадал в панику. «А как иначе, если в конце его ждала виселица?» — подумала я. Сокращающееся пространство давало все меньше возможностей для побега. Но эта логика показалась мне дикой, даже садистской. Что может напугать идущего на казнь смертника сильнее, чем множество нависающих над ним арок, если он знает, что последняя из них означает его смерть?

В моем сне не было ни виселицы, ни беснующейся толпы. Только арки. Преодолев одну, я не верила, что смогу протиснуться через следующую, но каждый раз мне это удавалось. Это длилось бесконечно.

Вот и все, что было в моем сне. Никакой крови или насилия, только гнетущий, усиливающийся с каждым новым препятствием ужас. Я проснулась мокрая от пота, с колотящимся сердцем, с прилипшими к лицу волосами, и обнаружила, что я в тюрьме, в своей камере.

20

Возможно, присяжные не знали того, что знала я. Мне рассказал об этом Роберт, но и тебе, Марк Костли, это тоже должно быть известно. Выступавшие до сих пор свидетели обвинения не играли особой роли: единственным по-настоящему важным свидетелем будет эксперт-психолог, а единственным по-настоящему важным фактом — признание, что ты страдаешь расстройством личности. От этого зависит, сможешь ли ты построить защиту на тезисе об ограниченной вменяемости. Головы присяжных все еще были заняты звонком в службу 999 и дебатами о разбавленной крови, так что, по моим предположениям, они не слишком обрадовались задержке, случившейся на следующий день после моего ночного кошмара. Эксперт со стороны обвинения, психиатр доктор Сандерсон, должен был освидетельствовать тебя в тюрьме. Для присяжных это означало выходной день.

* * *

Наступила среда. Когда утром меня увозили из тюрьмы Хэллоуэй, было пасмурно. Правда, уже через десять минут пребывания внутри Олд-Бейли я переставала понимать, какая сегодня погода и что вообще представляет собой внешний мир. Снаружи, в нормальном мире, могло палить солнце или бушевать метель, но здесь все всегда было одинаково: круглосуточное электрическое освещение, духота, спертый воздух. Поднимаясь по цементным ступенькам в зал суда, я подумала, что уже не переживаю процесс, а стала его частью. Все эти ежедневные ритуалы, знакомые до мельчайших подробностей, заполнили мою жизнь, а все, что было до суда, казалось далеким прошлым. Мне с трудом верилось, что когда-то давно у меня был дом, муж, карьера и двое взрослых детей, которые общались со мной не так часто, как мне хотелось. Обычные занятия вроде приготовления кофе и тоста у себя на кухне превратились в несбыточную мечту. Шагая по цементным ступенькам, я представляла наш удобный дом, пушистый зеленый ковер на лестнице, гладкие дубовые перила под рукой. Подняться по лестнице в своем доме…

Ты уже был в зале. Офицеры полиции, не торопясь рассаживаться, о чем-то тихо переговаривались. Инспектор Кливленд стоял возле своего места и, слегка наклонившись и улыбаясь словам одного из младших коллег, подтягивал брюки. Как я заметила, у него была привычка высоко складывать руки на груди, как будто он стеснялся своих