– Морган, ты такой предусмотрительный, – сказала Дебра. – Теперь я понимаю, за что люблю тебя.

* * *

Следующие несколько недель были хороши как никогда. Грозовые тучи на горизонте обострили ощущения Дэвида, пора изобилия делала возможные годы засухи и неурожая еще более страшными. Он пытался растянуть это время. Прошло целых пять недель, прежде чем он снова полетел в Нелспрейт, и то только потому, что Дебра хотела получить новости от издателей и агента. Кроме того, нужно было забрать ее рукопись у машинистки.

– Я хотела бы постричься, хотя понимаю, что на самом деле мне это не нужно. Но, может, нам стоит встречаться с людьми – хотя бы раз в месяц, как ты думаешь? Мы уже полгода ни с кем не виделись.

– Неужели так долго? – невинно спросил Дэвид, хотя подсчитывал и взвешивал каждый проведенный вместе день, наслаждаясь им, предвидя тяжелые времена.

Дэвид оставил Дебру в салоне красоты; уходя, он слышал, как она просила девушек не делать ей мелкие завитки и не лить слишком много лака.

Их абонентский ящик был забит доверху, и Дэвид быстро разобрал корреспонденцию, отложив три письма Дебре из Америки и два с израильскими марками. Одно из них было написано неразборчивыми каракулями – типичный почерк врача, и Дэвид удивился, что он дошло по адресу. Почерк второго письма он узнал безошибочно, буквы шли ровными рядами, каждая строка на своем месте, над буквами вздымались росчерки, как копья над строем солдат.

Дэвид нашел в парке скамью под пурпурным палисандровым деревом и в первую очередь открыл письмо Эдельмана. Оно было на иврите, что делало расшифровку еще более трудной.

Дорогой Дэвид,

Ваше письмо удивило меня, и я снова изучил рентгеновские снимки. Они совершенно недвусмысленны, и, интерпретируя их, я бы без всяких сомнений повторил свой первоначальный диагноз...

Вопреки собственному желанию Дэвид ощутил некоторое облегчение.

Однако если я и усвоил что-то за двадцать пять лет практики, так это необходимость быть смиренным и скромным. Могу только поверить, что Ваши наблюдения за чувствительностью зрачков миссис Морган к свету верны. Но в этом случае приходится признать, что глазные нервы по крайней мере частично сохранили способность функционировать. Это означает, что нервы разорваны не полностью и что теперь – возможно, в результате сильных ударов по голове – в некоторой степени восстановили свои функции.

Главный вопрос: на сколько? Я вновь должен предупредить Вас, что восстановление может быть минимальным и связанным только с чувствительностью к свету, что нисколько не затрагивает собственно зрения. Но, вероятно, тут нечто большее; и в разумных пределах можно надеяться, что правильное лечение вернет – хотя бы частично – и способность видеть. Впрочем, я считаю, что достигнуть можно только смутного различения цвета и формы, и следует принять решение, стоит ли этим заниматься – ввиду обязательной хирургической операции в столь уязвимой области.

Я, конечно, с радостью осмотрел бы Дебру. Однако, вероятно, вам неудобно возвращаться в Иерусалим, и поэтому я взял на себя смелость написать своему кейптаунскому коллеге, одному из ведущих хирургов мира в области травм зрения. Это доктор Рувим Фридман. Прилагаю копию своего письма к нему. Я также отправил ему все снимки и историю болезни Дебры.

Настоятельно рекомендую Вам при первой же возможности показать Дебру доктору Фридману и советую полностью доверять ему. Могу добавить, что больница «Гроот Шуур» широко известна в мире и оборудована всем необходимым для лечения – там не ограничиваются только пересадкой сердца!

Я позволил себе показать Ваше письмо генералу Мардохею и обсудить с ним этот случай...

Дэвид тщательно сложил письмо. "Какого черта он втягивает в это Брига? Все равно что привести боевого коня в розовый сад". Он распечатал письмо генерала.

Дорогой Дэвид.

Со мной говорил доктор Эдельман. Я позвонил Фридману в Кейптаун, и тот согласился осмотреть Дебру.

Я уже несколько лет откладываю поездку с лекциями в Южную Африку, несмотря на уговоры Всемирного еврейского конгресса. Сегодня я написал туда и попросил их подготовить мой визит.

Это даст тебе возможность отвезти Дебру в Кейптаун. Скажи ей, что у меня недостаточно времени, чтобы побывать на вашей ферме, но я хочу с ней увидеться.

Позже я сообщу сроки своей поездки и надеюсь тогда встретиться...

Типичный стиль Брига, резкий, командный, заранее предполагающий согласие. Теперь дело уходило из рук Дэвида. Обратной дороги нет, но остается возможность фиаско. Дэвид понял, что надеется на это, и собственный эгоизм вызвал у него отвращение. Он сложил письмо Брига и тут же написал подложное, в котором сообщалось только о планах приезда в Южную Африку. Это для Дебры; ему показалось забавным подражать стилю Брига, и вечером он очень убедительно продемонстрировал это жене.

Та пришла в восторг, и Дэвиду стало совестно за свой обман.

– Как хорошо будет увидеться с ним. Может, и мама приедет...

– Он об этом не написал, так что вряд ли. – Дэвид разложил письма из Америки в хронологическом порядке по штемпелям и прочел их ей. Первые два содержали критические отклики, и он отложил их для дальнейшего, более подробного изучения, но третье нанесло им новый удар.

"Юнайтед артистс" хотели экранизировать "Наш собственный мир" и предлагали крупную сумму за права, а также небольшой процент с прибыли. Однако Бобби Дуган был уверен, что если Дебра поедет в Калифорнию и сама напишет сценарий, гонорар превысит двести пятьдесят тысяч долларов. Он просил ее подумать над тем, что даже известных писателей редко просят самих написать сценарий, что от такого предложения нельзя легко отказываться, и советовал Дебре принять его.

– Кому нужны люди? – Дебра рассмеялась – поспешно, чересчур поспешно, – и Дэвид заметил печальное выражение ее лицо, прежде чем она отвернулась и весело спросила: – У тебя еще осталось шампанское, Морган? Я думаю, это можно отпраздновать... Как ты считаешь?

– При твоих запросах, – ответил он, – пора делать большие запасы, – и отправился к холодильнику. Дэвид наполнил бокалы – пена поднялась до самого края – и, передавая жене стакан, принял решение.

– Давай серьезно отнесемся к его совету и подумаем о твоей поездке в Голливуд, – сказал он, вкладывая бокал ей в руки.

– Чего об этом думать? – заметила она. – Наше место здесь.

– Нет, давай подождем с ответом...

– Как это? – Она поставила бокал, не пригубив.

– Подождем, пока... скажем, пока не увидимся с Бригом в Кейптауне.

– Почему? – удивилась она. – Что тогда изменится?

– Нипочему. Просто слишком важное решение... а выбор времени случаен, конечно.