Бездымный порох маленьким конусом темных, отливающих антрацитовым блеском крупинок высыпался на шершавый бетон парапета. Глеб дунул, и чья-то не случившаяся смерть безобидно развеялась в воздухе, осыпавшись на землю редким, бесшумным и никем не замеченным дождем. Подумав секунду, он проделал ту же операцию еще с одним патроном, вставил в пустые гильзы увесистые, в медных рубашках пули, по очереди большим пальцем вдавил обезвреженные патроны в обойму, а обойму загнал в рукоятку «вальтера».

Придирчиво взвесив пистолет на ладони, он снова задумался. Разница в весе была мизерная, он даже не мог с уверенностью сказать, ощущает ее на самом деле или просто думает, что ощущает, потому что знает об ее существовании. Но он – это он, а люди-то все разные! Когда-то давно, в прошлой жизни, он знавал одного прапорщика, который мог с завязанными глазами, по весу, определить, что находится в каждой из трех совершенно одинаковых бутылок – водка, портвейн или медицинский спирт. Невероятно, но факт: на глазах у Глеба прапорщик на спор проделывал этот коронный трюк множество раз и ни разу не ошибся.

Рассеянно рыскающий по сторонам взгляд остановился на небольшой кучке сухого штукатурного раствора, оставленной строителями у стены надстройки. Разница в весе будет все равно, подумал Глеб, – но без точных электронных весов ее не определишь. Если ему это удастся, он не человек, а какой-то демон. А против демона я жидковат, тут нужен священник, да и то не всякий, а – хороший, сильный экзорцист…

Вскоре заряженный смесью кварцевого песка и гашеной извести пистолет занял свое место на дне рюкзака. Действуя по принципу «кашу маслом не испортишь», Сиверов не поленился обезвредить все патроны до единого. Конечно, у киллера наверняка будет при себе еще и «Стечкин», но начнет он именно с «вальтера», потому что таков сценарий. Вряд ли он станет снова и снова дергать затвор, один за другим выбрасывая негодные патроны, пока не выбросит все. Но нежданная осечка хоть как-то уравняет шансы его превосходительства и этого профессионального стрелка, дав генералу время прицелиться. И лучше, если осечка будет не одна…

Альпинистское снаряжение прозрачно намекало не только на способ, которым убийца вознамерился проникнуть в квартиру, но и на время, когда это произойдет: ясно, что средь бела дня спускаться по веревке с крыши и лезть в окно – предприятие, мягко говоря, рискованное. А он ведь не за столовым серебром лезет, а по душу взятого под домашний арест генерала ФСБ. Не принесет кому следует в положенный срок генеральскую душу – распрощается с собственной. У них, демонов, с этим ох, как строго!

А с другой стороны, Молчанов-номер-два всегда действовал дерзко, непредсказуемо. Вот перекусит сейчас в какой-нибудь рабочей столовке, выкурит не спеша сигаретку-другую и вернется – на том же пикапе, в том же оранжевом комбинезоне. Напялит пластмассовую каску, наденет на руки рабочие перчатки, обвяжется веревкой, защелкнет карабины, и вперед. Чем, спрашивается, не промышленный альпинист? И кому какое дело, что этот работяга делает там, на верхотуре? Можно подумать, Глеб сам никогда не проделывал ничего подобного! Пусть не точь-в-точь, но в его карьере тоже бывали случаи, когда действовать приходилось не только с выдумкой, но и с изрядной долей обыкновенной наглости. Да и профессиональные домушники, особенно те, что поумнее, предпочитают орудовать не по ночам, а вот именно средь бела дня, когда большинство людей на работе, а остальные меньше всего ожидают, что кто-то прямо у них на глазах нахально полезет в чужую квартиру.

Словом, неизвестно, как там двойнику, а вот оригинальной версии Глеба Сиверова плотный перекусон в рабочей столовке или где бы то ни было еще явно не светил. События вступили в активную фазу; покушение могло произойти нынче ночью, через двое суток или в течение следующих пятнадцати минут. И Глеб просто не имел права очутиться в это время в каком-то другом месте, потому что по-прежнему оставался один – один, как перст, не имея понятия, кто ему друг, а кто враг. Майор Барабанов, несмотря на запутанность ситуации, а также внешность и манеры упакованного сынка небедного папаши, показался Глебу парнем надежным, а главное, честным. Но это ничего не значило: честный и надежный Валера-по-Барабану (назвал Барабаном – получи в бубен) запросто мог оказаться ни о чем не подозревающей марионеткой в руках своего опытного и очень, по словам Федора Филипповича, неглупого шефа. Как, к слову, и все его коллеги, вплоть до плечистых ребят из группы наружного наблюдения, что, изнывая от жары и скуки, сидели сейчас в припаркованном во дворе зеленом «фиате». Так что помощи ждать было неоткуда, и рассчитывать, как обычно, приходилось только на себя.

Покинув крышу, Глеб пристроил на место замок чердачного люка, вышел из подъезда, прошел сто метров до своей машины, на скорую руку сменил наружность и, вернувшись, снова пробрался на крышу, теперь уже через другой, расположенный на противоположной стороне дома, угловой подъезд. Все съестные припасы, какие удалось обнаружить в машине, ограничивались полупустой литровой бутылкой минеральной воды, которая после продолжительного дежурства на крыше высотки была такой горячей, что хоть чай в ней заваривай. Поставив ее в тень, чтобы хоть немного охладилась, Глеб присел рядышком на теплый рубероид мягкой кровли, вынул из кармана пачку сигарет, открыл, понюхал, глубоко втянув ноздрями знакомый запах сухих табачных листьев, решительно убрал пачку обратно в карман, устроился поудобнее и приготовился ждать – столько, сколько понадобится.

* * *

Ждать пришлось чертовски долго – не только до наступления темноты, к чему Глеб был морально готов, но и почти всю ночь до рассвета. Часть этого времени Сиверов убил, сначала забавляясь, а затем пытаясь избавиться от навеянной бездельем и оказавшейся неожиданно навязчивой фантазии: воспользоваться альпинистским снаряжением своего двойника, спуститься по веревке до четвертого этажа, постучать в окно и голосом Карлсона из всенародно любимого мультфильма крикнуть обалдевшему от неожиданности генералу: «Привет, Малыш! Садись, полетаем!»

Правда, удивиться мог не только Федор Филиппович. Окна квартиры, где он сидел под замком, выходили во двор, так что насладиться лицезрением парящего на уровне четвертого этажа «Карлсона», помимо его превосходительства и нескольких случайных зевак, могли еще и парни из наружки. А у этих с чувством юмора наверняка туго – как достанут стволы, да как начнут палить по воздушной цели! Да и Потапчук нынче весь на нервах и может неправильно понять невинную шутку. Ты ему: «Привет, Малыш!», а он тебе – бабах промеж глаз! Просто от неожиданности. Из пистолета, который, между прочим, ты же ему и принес…

Еще какое-то время он потратил, борясь с искушением выбросить за парапет крыши лежащую в нагрудном кармане пачку сигарет – выбросить, разумеется, затем, чтобы побороть искушение закурить. Курить было нельзя ни в коем случае: киллер мог появиться в любую секунду. Он мог прямо сейчас сидеть в одной из надстроек с выходом на технический этаж и, приникнув глазом к дверной щели, неторопливо изучать обстановку: все ли в порядке, нет ли здесь засады?

Поэтому шевелиться тоже следовало с умом и через раз, и Глеб сидел в своем укрытии, сохраняя почти полную неподвижность. Время от времени, чтобы не затечь, он попеременно напрягал и расслаблял мышцы, жалея, что ту же нехитрую процедуру нельзя проделать с мозгом: расслабить его Глеб просто не имел права, и несчастное серое вещество, будто сведенное судорогой, окаменело от постоянного напряжения.