Здесь, на плоской крыше высотки, Глеба поджидал небольшой сюрприз в виде нескольких старых, собранных с бору по сосенке, шезлонгов и парочки выгоревших почти добела пляжных зонтиков. Судя по россыпи пивных (и не только) бутылок, эту крышу давно облюбовала местная молодежь, сделав местом культурного отдыха. Заметив среди окурков и бумажек пару-тройку сморщенных, присохших к горячему рубероиду презервативов, Глеб подумал, что отдыхают здесь от души, по полной программе. Молодо-зелено, подумал он, раскрыл пляжный зонт, перетащил в тень тот из шезлонгов, что казался попрочнее на вид, уселся и приступил к наблюдению.

Это было около одиннадцати утра. Глеб сидел почти неподвижно, как кошка, подкарауливающая у норки неосторожную мышь, и лишь изредка отрывался от окуляра, чтобы глотнуть воды или переставить зонт, когда переместившееся солнце начинало припекать макушку. Около трех часов пополудни, когда это случилось в очередной раз, он едва не прозевал начало событий. Вернувшись к наблюдению, Глеб обнаружил, что, пока он возился с зонтом, стараясь укрепить ногу так, чтобы его не унесло случайным порывом ветра, во дворе интересующего его дома появилось кое-что новое.

Это кое-что представляло собой белый, рабочего вида пикап Ижевского автомобильного завода, остановившийся около углового подъезда. Глеб посмотрел в свой телескоп как раз вовремя, чтобы увидеть, как из пикапа выходит человек в оранжевом рабочем комбинезоне и засаленном желтом кепи с длинным козырьком, с брезентовой сумкой для инструментов в руке и с мотком изолированного провода на плече. Набрав код на панели домофона, человек – то ли электрик, то ли мастер по прокладке телевизионного кабеля и настройке антенного оборудования – скрылся в подъезде. Дело, с учетом времени суток, было вполне обыкновенное, люди входили в дом и выходили из него постоянно. Кроме того, подъезд был совсем не тот, за которым пристально следил Сиверов, и он почти не обратил на работягу в оранжевом комбинезоне внимания – как, к слову, и группа наружного наблюдения в зеленом седане марки «фиат», что стоял в тени старого каштана.

Появление гражданина в оранжевом комбинезоне на крыше дома тоже оставило Глеба равнодушным: у электрика, не говоря уже о мастере по обслуживанию антенн, в таком месте может быть масса дел. Но, когда описываемый гражданин, бросив кабель, целеустремленно зашагал куда-то, пригибаясь, как под обстрелом, и на ходу вынимая из брезентовой рабочей сумки небольшой рюкзак, стало намного интереснее. А когда он, присев на корточки у парапета как раз над тем подъездом, где временно обитал Федор Филиппович, начал быстро и сноровисто забрасывать свой рюкзачок мусором, Глеб понял, что наблюдает, скорее всего, за своим двойником, подполковником ФСБ Молчановым номер два.

Ладонь, сжимавшая мобильный телефон, расслабилась, и нагретая ее теплом трубка беззвучно скользнула обратно в карман. Звонить генералу и предупреждать об опасности не стоило: замаскировав рюкзак, липовый телемастер вернулся к надстройке углового подъезда, прихватил кабель и скрылся из вида. По истечении времени, необходимого, чтобы со средней скоростью спуститься с пятого этажа, он вышел из подъезда, сел за руль своего пикапа и укатил. Глеб почему-то вспомнил, что эта модель Ижевского автозавода носит поэтическое название «ода»; применительно к данному транспортному средству его так и подмывало расшифровать как «опорно-двигательный аппарат», с которым у этого драндулета почти наверняка существовали серьезные проблемы.

Дальнейшее сидение под зонтиком в обнимку с подзорной трубой явно не имело смысла: все, что нужно, Глеб уже увидел. Он покинул наблюдательный пункт, бросил телескоп в багажник машины и через полчаса уже щупал навесной замок на дверце чердачного люка в угловом подъезде старой пятиэтажки на Штурвальной.

Предчувствие его не обмануло: замок казался запертым только с виду, прочная дужка откинулась, стоило лишь легонько потянуть книзу корпус. Глеб без проблем проник на технический этаж, а оттуда, все так же без проблем, на крышу.

Опустившись на корточки над сваленной у парапета кучкой безобидного с виду строительного мусора, он ненадолго задумался: а вдруг там бомба? Впрочем, это вряд ли: судя по почерку, его двойник – опытный, умелый хирург, а не мясник, готовый взорвать целый жилой дом или бросить в толпу осколочную гранату ради того, чтобы убить одного-единственного человека.

Кроме того, он чувствовал: там, внутри, никакой бомбы нет.

Осторожно, тщательно запоминая, где и как лежал каждый обрывок рубероида или кусок битума, он разобрал кучу, выкопав из-под мусора слегка запылившийся рюкзак. Рюкзак был небольшой, брезентовый, с укрепленным коричневым кожзаменителем дном и нашивкой на клапане, где красовалась вытисненная истершимся золотом роза ветров и надпись «Турист» – словом, такой, какой во времена Брежнева и Горбачева можно было купить в любом магазине спорттоваров от Бреста до Владивостока и от Архангельска до Кушки. Расстегнув пряжку на ременной застежке клапана и развязав тесемку, которая стягивала горловину, Сиверов заглянул в рюкзак.

Обнаружившийся внутри малый джентльменский набор рассказал ему о планах киллера так же подробно, как если бы Черный Подполковник изложил их в письменном виде. Тут был моток прочной нейлоновой веревки и еще кое-что из альпинистского снаряжения; тут была небольшая аккумуляторная электродрель, и портативный генератор электромагнитных помех тоже был тут как тут. Еще здесь лежал пистолет – к некоторому удивлению Глеба, вовсе не «Стечкин».

А впрочем, чему тут удивляться? «Стечкин» был визитной карточкой Сиверова-номер-два, главной отличительной особенностью его фирменного почерка. Смерть Федора Филипповича, судя по всему, планировалось представить как самоубийство, и кто-то решил, что, застрелись он из «Стечкина», это будет уже перебор. Правда, в таких случаях на месте инсценированного самоубийства оставляют что-нибудь, что не жалко бросить – в идеале это ствол, принадлежавший убитому, но на худой конец сойдет какой-нибудь старенький «ТТ» или «Макаров». А тут, гляди-ка, целый «вальтер»! Да какой – будто только что из заводской упаковки!

– А вы, ребята, не скупитесь, – вертя пистолет в руках, хмыкнул Сиверов.

Слегка оттянув затвор, он заглянул в патронник. Патрона в стволе не было. Тогда Глеб выщелкнул из рукоятки обойму и в задумчивости подбросил ее на ладони. Любой нормальный, вменяемый человек, не говоря уже о профессиональном стрелке, перед тем, как пустить оружие в ход, должен проверить, заряжено ли оно. Может, конечно, и не проверить, особенно если действовать приходится второпях, но в данном случае такая вероятность невелика – уж очень профессионально этот парень работает. Да и потом, куда ему торопиться? Все спланировано, все заранее тщательно подготовлено, каждый шаг продуман и рассчитан чуть ли не по секундам – словом, места для спешки и небрежности просто-напросто нет. Так что разрядить обойму – это не выход, а способ нажить новые проблемы.

Приняв решение, Глеб вынул из кармана швейцарский армейский нож со множеством лезвий, одно из которых представляло собой миниатюрное подобие плоскогубцев. Выщелкнув из обоймы верхний патрон, обернул головку полой рубашки, чтобы не поцарапать, а затем прихватил плоскогубцами и, повернув, извлек пулю.