Зачем она это сделала? Почему? Ведь не вправду же Великий Червь продиктовал жрице имя своей избранницы?

У меня есть на этот счет романтическая догадка. Может быть, юная Тини-ит возжелала своего сводного брата, а Димис отверг ее? И разгневанная Тини-ит решила отомстить: «Ты не захотел меня? Ты отверг меня? Так вот же, получай! Я прикажу умертвить на алтаре твою невесту!»

Эта версия кажется мне, как профессиональному детективу, привлекательной. А что: сводные сестры и братья иной раз дают волю фантазиям — криминальная практика это подтверждает. Вполне в духе древнегреческих трагедий…

Правда, Зоя с ходу забраковала мою догадку, сказав, что в жизни так не бывает и что не может женщина быть столь коварной.

Что ж, очень хорошо, что Зоя так думает. Слава Богу, она действительно не Тини-ит — верховная жрица культа Червя…

Надо полагать, Димис боролся изо всех сил. Может быть, он даже умолял сестрицу отменить свое решение. Тини-ит настояла на своем, и, как выяснилось, напрасно. Не следует доводить человека до крайности.

Узнав о гибели своей Евдокии, Димис взбунтовался. Он всерьез поклялся разрушить все, что так бережно сохранялось веками.

— Больше не будет верховной жрицы, — сказал он. — Не будет жреческого служения вообще. И никаких жертв тоже больше не будет. А для начала я отниму у этой шайки сокровища Кносского дворца.

Димис считал, что народу минойцев пора прекратить свою тайную жизнь. Пора выйти на поверхность и сбросить с себя Кносское проклятие. Пусть каждый человек сам распоряжается своей судьбой, а не будет заложником и возможной жертвой группы жрецов, обезумевших от своего кровавого культа.

— Эта кровь тянется сквозь тысячелетия, — говорил Димис. — Пора прекратить это наваждение. Уже двадцать первый век новой эры! Сколько можно лелеять мечту о новом возвышении Кносса и платить за нее человеческими жизнями?!

Без сомнения, подобным взглядам он невольно научился у своего отца — свободного человека…

Бунтарей, подобных Димису, или просто авантюристов было немало и в прежние века. Их уничтожали, и это лишь усиливало страх перед всесилием жрецов.

Но на этот раз Тини-ит явно недооценила способности своего сводного брата. Димис оказался не только талантливым историком, но и решительным, деятельным человеком.

О том, где зарыты сокровища Кносса, всегда знали только верховная жрица и еще очень узкий круг людей.

И вдруг Димису попалась статья, опубликованная в одном английском научном журнале о странных рукописях на непонятном языке. Статья сухо называлась: «К проблеме атрибутирования и расшифровки рукописи линейного письма».

Димис взглянул на заголовок статьи с именем автора — это был профессор Саул Гимпельсон из Санкт-Петербургского университета.

Так Димис Лигурис оказался в заснеженной северной столице России. Едва взяв в руки найденные профессором бумаги, он понял: перед ним — текст на минойском языке. Десятки ученых до Димиса уже держали перед глазами эти бумаги, но лишь он один был способен прочитать, что там написано.

Храм Всех Скорбящих Радости, что на Охте, — вот где хранится сокровище Кносского дворца.

На протяжении всей своей тайной истории минойцы избегали писать друг другу письма на своем языке. Вполне возможно, что оказавшееся в руках Саула Ароновича письмо оказалось единственным за всю тысячелетнюю историю, когда секретность была нарушена.

В этом письме один миноец сообщал другому, что сундуки с сокровищами, привезенные морем из Таганрога, благополучно зарыты под фундаментом храма на Охте. Он писал также, что соблюдены все меры предосторожности и люди, занимавшиеся этим, убиты все до одного.

Димис не стал рассказывать профессору о содержании письма. Он лишь поинтересовался, каким образом столь удивительный и ценный документ сохранился до наших дней и как он попал к Гимпельсону.

Ответ был уклончивый, но впоследствии Зоя, как бывшая аспирантка профессора, поведала мне свою версию происхождения документа. В центре Васильевского острова находится старинное Смоленское кладбище. Здесь издавна хоронили людей: чуть ли не с момента основания города.

Среди жителей города кладбище знаменито тем, что на нем расположена знаменитая часовня Блаженной Ксении Петербургской, вокруг которой вечно стоит угрюмая толпа богомольцев.

Гораздо менее известно, что в восемнадцатом и девятнадцатом веках на Смоленском кладбище проводились массовые захоронения при холерных эпидемиях. Кстати, именно это в свое время спасло кладбище от сноса. Уже в семидесятые годы двадцатого столетия ретивая советская власть решила снести Смоленское кладбище, сровнять могилы с землей, а на месте его построить парк культуры и отдыха трудящихся. Заодно были бы снесены часовня Ксении и Смоленская кладбищенская церковь, что особенно возбуждало советских руководителей, для которых, как известно, ничего не было слаще, чем порушить какую-нибудь святыню.

Но не получилось. С проектом парка культуры на кладбище вышел форменный облом. Экспертиза взяла пробы кладбищенской земли и пришла в ужас — холерная палочка встречалась здесь повсюду. При малейших земляных работах в коммунистическом Ленинграде неминуемо вспыхнула бы эпидемия холеры. А вот за такие вещи никого бы по головке не погладили…

Идея сноса кладбища провалилась, но с давних времен по ночам тут орудуют «черные археологи». Им известны места старинных холерных захоронений, и они, в погоне за поживой, не боятся заразы.

Дело в том, что во время эпидемий трупы свозили сюда и закапывали глубоко, вместе с одеждой и вещами в карманах. Часы, бумажники, украшения — все это оставалось на покойниках. Строгости в этом отношении были большие, и полиция следила как следует: прикосновение к холерным трупам грозило заражением…

Время от времени на антикварном рынке города появляются предметы, извлеченные из братских холерных могил Смоленского кладбища. Конечно, милиция борется с этим, но когда и кому удавалось победить жажду наживы?

Однажды к Саулу Ароновичу прямо на кафедру в университете пришел некий человек, молодой и приятный во всех отношениях. Он предложил купить металлический тубус — трубку, внутри которой находились несколько листов бумаги. Едва развернув их, профессор по качеству бумаги сразу понял, что перед ним неплохо сохранившийся загадочный документ восемнадцатого века.

Цена была невелика. «Черные археологи» интересуются часами, брошками, браслетами, монетами, а что делать с бумагами — они попросту не знали.

Догадывался ли профессор Гимпельсон о происхождении железного тубуса с бумагами? Наверное, да. Хорошо ли пользоваться услугами «черных археологов» и вообще сомнительных лиц?

Нет, нехорошо. Честные люди так не поступают. Они всю жизнь остаются честнейшими людьми и умирают в безвестности. А Саул Аронович считал себя настоящим ученым — искателем истины, а потому в поисках этой истины не гнушался ничем.

Вот только прочесть купленные бумаги профессор так и не сумел.