Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У меня не та форма лица. – Я прочищаю горло, чтобы избавиться от дрожи в голосе.
Его пристальный взгляд исследует мой лоб, скулы, линию челюсти, как бы оценивая мое утверждение.
– Я не сомневаюсь, что у тебя достаточно косметики, чтобы это подправить.
– Я знаю, что ты делаешь.
Немного потянув, Джона ослабляет хватку на моих волосах.
– И что же я делаю?
– Пытаешься запугать меня, заставив думать, что собираешься поквитаться, отрезав мои волосы.
Он насмешливо хмурится.
– Что? Например, пробраться в твою спальню с ножницами, пока ты спишь? Я бы никогда так не сделал. Я не какой-нибудь больной.
– Я не пробиралась в твою спальню, – огрызаюсь я. – И я не то чтобы изуродовала тебя. Я тебе помогла.
– Помогла мне? – повторяет Джона.
– Да. Может быть, теперь у тебя есть шанс переспать с кем-нибудь. Если будешь держать рот закрытым.
От его лукавой улыбки у меня пересыхает в горле.
– Ты думаешь, у меня есть проблемы в этой области, Калла?
– Я имею в виду двуногих существ.
«Ты, высокомерный сукин сын, просто стоял здесь и подслушивал мой разговор».
Мой ответ мог бы быть резким и пронзительным, но уже слишком поздно. Джона уверенно одерживает надо мной верх, потому что знает не хуже меня, что, несмотря ни на что, вчерашний сеанс мстительного груминга вызвал совершенно непредсказуемый побочный эффект.
Теперь меня безошибочно привлекает йети.
Боже, это похоже на девятый класс. Билли Тейлор, капитан хоккейной команды, узнал, что я безумно в него влюблена. Чувства не были взаимными – Киган мягко передал мне это сообщение, – но мое девчачье увлечение стало источником насмешек его друзей, и в результате весь учебный год я пряталась в классах и за спинами более высоких учеников каждый раз, когда замечала Билли в коридорах.
Это был последний раз, когда я давала понять, что заинтересована в парне, прежде чем узнавала, что он точно заинтересован во мне.
И главное отличие здесь в том, что Билли Тейлор оказался хорошим парнем, который никогда не стыдил меня за это.
Джона – не Билли Тейлор.
– Джордж сказал, что видел, как ты входил сюда, – прорезает напряжение внезапный голос Агнес. Она огибает стол и встает рядом с нами. – Тебе следовало остаться дома и отдохнуть.
Как обычно, порицание Агнес в лучшем случае слабое. Я не знаю, как она собирается держать Мейбл в узде. С другой стороны, в какие неприятности может попасть подросток здесь, где нет баров и трудно раздобыть алкоголь?
Тем не менее приход Агнес кажется своевременным спасением.
– Именно это я только что закончила говорить ему, – бурчу я, пытаясь вернуть хоть какую-то видимость достоинства.
– Значит… Ты решил попробовать новый образ? – мягко спрашивает Агнес, уголки ее рта подергиваются. Я не упоминала при ней о своем проступке, но отец, должно быть, рассказал.
– Видимо, да, – наконец произносит Джона. – Калла решила, что ей нужны перемены.
– Тебе идет.
Темные глаза Агнес устремляются на меня и увеличиваются, в них ясно читается невысказанное предупреждение. Понимаешь ли ты, глупая девчонка, какой ад пригласила в свою жизнь?
– Ему идет, правда же? – Я заставляю себя задрать голову и восхищенно провести глазами по линии челюсти Джоны. – Овчарка моего соседа тоже всегда выглядит намного лучше после стрижки. И это помогает от блох.
Агнес фыркает.
Я не могу прочитать выражение лица Джоны, пока его глаза прожигают дыры в моих, но это заставляет мой желудок перевернуться, а кровь бежать быстрее.
– Шэрон хотела меня о чем-то попросить, – лгу я, обходя его сбоку.
Я иду к двери, заставляя себя двигаться медленно, чтобы не выглядеть как испуганный цыпленок, которым я на самом деле и являюсь.
Глава 19
– Чертов дождь. Всюду так сыро, – бормочет мой отец сквозь очередной кашель, его серый взгляд устремлен на окно гостиной и крыльцо за ним, промокшее от непрекращающегося ливня.
Он начался как легкая морось около двух часов дня – раньше, чем ожидалось, – и быстро перерос в сильный дождь, который привел к срыву остальных рейсов. Муж Шэрон, Макс, к ее огорчению, застрял на всю ночь в Номе.
– По крайней мере, говорят, что к завтрашнему дню большая часть туч должна переместиться. Будем надеяться на это.
Кашель, кашель.
– Могу я задать тебе серьезный вопрос?
Проходит мгновение, прежде чем папа отвечает:
– Конечно, малая. – Использует ласковое обращение, но неохота в его голосе безошибочна.
– Ты неравнодушен к Джулии Робертс?
– Э… – Отец испускает дрожащий вздох облегчения, а затем усмехается. – Я не знаю. А я неравнодушен?
Я знаю, чего он испугался: что я буду выпытывать у него информацию о его диагнозе, о его прогнозе. Что я захочу узнать, не вызваны ли эти частые приступы кашля, которые были у него в последние пару дней, чем-то большим, чем сырой воздух и бег по полю. Правда в том, что в последнее время я обнаруживаю, что мне хочется думать и говорить о предстоящей борьбе не больше, чем ему, а именно – совсем не хочется.
– У тебя есть все фильмы, в которых она когда-либо снималась, как на видеокассетах, так и на DVD. Так что, да, я уверена, что ты неравнодушен к ней.
Губы отца растягивает задумчивая улыбка.
– Ее смех. Он напоминает мне смех Сьюзан.
Я хмурюсь, глядя на титры фильма «Красотка», которые идут по экрану телевизора, и пытаюсь воспроизвести звук смеха по памяти.
– Я никогда не замечала этой связи, но ты прав, что-то такое есть.
У мамы один из самых ярких смехов, заразительная мелодия которого разносится по комнатам и обрывает фразы незнакомцев, пока они ищут источник.
– Знаешь, именно это заставило меня представиться ей в тот вечер. Я услышал ее раньше, чем увидел. А потом я увидел ее и подумал: «Я должен набраться смелости и познакомиться с этой женщиной, даже если это будет последнее, что я когда-либо сделаю». – Папа некоторое время рассматривает свои руки в тихой задумчивости. – Она жила здесь, наверное, полгода или около того, когда я впервые заметил, что давно не слышал этого смеха.
– Ты все еще любишь ее?
– Ох, малая. То, что было у нас с твоей мамой… – Его голос затихает, когда он качает головой.
– Я знаю. Это никогда не сработало бы. Это не может сработать. Это не сработает. Я поняла. Но ты все
