class="p1">Тренировки на Станции, в принципе, не особо отличались от наземных. Работали индивидуально и звеньями. Оружия не выдавали. Настоящую шпагу, выданную в первый день, забрали обратно тогда же — так что тренировки были «реально-виртуальными». Во втором звене Похмелова два дня, пока он валялся в лазарете, заменяла его точная виртуальная копия. Один день такая же копия заменяла и Белецкого. Его и ещё троих пилотов-совместителей погнали на практику вождения настоящего «Змееежа». Транспортник, правда, был короткий — всего из трёх сегментов (отстыкованных, кстати, на время от Станции), но пилотам — стажёрам и с таким обрезком пришлось попариться, выполняя простейшие эволюции.

На следующий день пилоты снова продолжали тренировки, основным отличием которых от земных было включение в программу отработка навыков боя в условиях невесомости, и обучение управления гравитацией на «поле боя». Надо было так изменять её вектор, чтобы противника, бегущего, допустим, по полу, бросало на силовой клинок, торчащий из потолка или стены. Но это уже был мало кому удающийся «высший пилотаж», тем более, что бросало не только противника, но и отдавшего команду человека, так что без синяков и шишек не обошлось.

Карлаш отработал свои дополнительные занятия с командиром группы в тот же день, когда выписался из лазарета. И никакие призывы к милосердию и гуманности не помогли. Не остался без допзанятий и Похмелов — но он не за провинности, а просто для «поднятия уровня». Чуть не погибнув в реальной схватке, худеющий толстяк проникся важностью учёбы, и против дополнительных занятий не возражал. Ольга вообще вела себя так, как будто всю жизнь командовала контрабордажной группой. Для каждого находилось и слово поддержки в трудную минуту, и угроза наказания при проявлении лени. Кажется, её зауважал даже ИскИн Станции, постоянно следивший за ходом учёбы, и время от времени визуализирующийся в образе капитана Косолапова, если всё было нормально, или в образе прапорщика Шелехова, если надо было подстегнуть какого-нибудь нерадивого бойца. Кстати, ИскИн взял в моду подымать штрафников по утрам при помощи четырёх фантомов Шелехова, одновременно заходящих в каюты, и орущих «Подъём!». Эти динамические голограммы были чуть менее реалистичны, чем виртуальный Шелехов, так напугавший штрафников при первой «встрече» на борту станции, но спросонья, когда глаза ещё не разлиплись, вполне сходили за настоящего прапорщика.

Белецкий и его товарищи ожидали, что пробудут на Станции шесть дней — именно такой интервал был между отправками в космос из наземной учебки. Однако шесть дней прошли, но ИскИн станции и не заикался об окончании обучения и отправке контрабордажных групп по местам службы. Прошёл ещё один день… А потом ещё… И только тогда к вечеру ИскИн объявил, что следующий, девятый день пребывания на станции будет последним.

Карлаш не удержался, и поинтересовался у «духа Станции», почему не видно следующей партии штрафников, которая должна была прибыть ещё позавчера? Тот улыбнулся, и ответил, что эта партия позавчера и прибыла. Станция большая, и разбита на закрытые сектора, обитатели которых не пересекаются друг с другом.

— Кстати, — покачал головой аватар ИскИна, — в этой партии погибло три человека. Лежат теперь в лазарете своего сектора…

Александр воспользовался моментом, и задал вопрос, уже обсуждавшийся сослуживцами в один из вечеров перед отбоем?

— А те, что погибают внизу, тоже оживляются?

— Не владею информацией, — развёл руками фантом, — Это здесь я царь и бог. А за пределами Станции… Но, честно говоря, не думаю, что там возятся с трупами. Внизу — предварительная обработка и отбраковка, здесь — закалка и шлифовка. Здесь все уже прошли предварительный отбор и обучение, и терять их, то есть вас, без толку, нерационально. Кстати, — фантом трансформировался в прапорщика Шелехова, и «глянул» на «хронометр», — Перед ужином все на «выпускной» медосмотр.

«Выпускной» медосмотр ничем не отличался от пройденного на Земле «впускного». Разве что в лазарете, где были установлены автодиагносты, в отличие от санчасти штрафбата, не было ни единой живой души из обслуживающего персонала. Бойцы быстро прошли все положенные тесты, и отправились на ужин, после которого разошлись по каютам.

Вечером Егор занялся блоком питания для своей антикварной шпаги. Сразу по прибытию на Станцию девайс был размещён в находившемся у изголовья его кровати пустующем сейфе для шпаги штатной. Настоящих шпаг всё равно не у кого не было, а зарядное устройство в сейфе имелось. Так что оставалось только присобачить к нему переходник, и продолжить зарядку. Что и было сделано. Но несмотря на постоянно увеличивающиеся показатели счётчика прошедшей через зарядное устройство энергии, жёлтый сигнал, означающий минимальный рабочий уровень, так и не загорелся, так что сейчас Белецкий отключил устрйство от сети, и снова упаковал блок с переходником в чемодан, дабы не забыть случайно при отлёте.

Чемодан уже был закрыт, когда входная дверь жилого отсека отъехала в сторону, и в неё вошёл «призрак Станции». По каким-то одному ему известным причинам ИскИн не захотел визуализироваться прямо в помещении. Фантом не стал отходить далеко от дверей, а сразу с порога заявил:

— Господа, я пришёл, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие.

— К нам едет ревизор? — блеснул познаниями древнего искусства Похмелов, чьё настроение в последнее время значительно улучшилась.

— Хуже, — нахмурился «капитан Косолапов». Ваш командир по результатам медосмотра остаётся на Станции для лечения, — фантом повернулся к Ольге: Передавайте командование фон Стиглицу и следуйте в лазарет. Ольга нахмурилась:

— А нельзя ли совместить лечение с прохождением службы?

— Если бы было можно — совместили бы, — отрезал Искин, — Вот диагноз, — и «испарился».

— Ольга осталась сидеть на своей койке с потерянным выражением лица. Все тактично молчали. Диагноз — это личная и врачебная тайна, и, кроме врача и пациента, знать его никому не полагается. Если, конечно, пациент сам не поделится информацией.

— Рак, — глухо произнесла Ольга, глядя прямо перед собой.

— Ну и что? — удивился со своей койки Похмелов, — Ничего страшного. Тяжелее, чем первая стадия, при нашем-то имперском обязательном полном медосмотре раз в полгода, быть не может. А первая стадия лечится за месяц. Точнее: две недели — лечение, две недели — карантин. Вот моя бабушка…

— Я знаю, что это не смертельно и безопасно, — перебила его Ольга, — Но я задерживаюсь здесь на целый месяц!

Бывший интендант пожал плечами. Сам бы он с удовольствием задержался на безопасной базе на месяцок — другой, и решительно не понимал, что не устраивает в таком раскладе их командира.

— Моя бабушка служила в Армии. Дослужилась до полковника, — объявила Ржевская. Теперь пожать плечами захотелось Белецкому. Если госпоже Ржевской не дают покоя лавры бабушки, то она беспокоится совершенно напрасно. В её годы