Российский царь, король прусский и австрийский полководецкнязь Шварценберг опередили Наполеона на подступах к его столице, в то времякак «завоеватель мира» шел к Парижу кружной дорогою, через Труа и Фонтенбло.Впрочем, император не сомневался, что сделал великий город неприступным. Онпредписал возвести на заставах укрепления, перекопать улицы рвами, снять сзамощенных улиц камни и сложить во все ярусы домов, чтобы низвергать на войскапротивника, если они все-таки окажутся в городе. Наконец, повелел вооружитьнарод, выжечь предместья, взорвать мосты и, отступив на левый берег Сены,защищать его, не щадя жизни, доколе он не подоспеет к войскам своим.

Однако Жозеф, брат Наполеона, не сумел выполнить все егоприказания. Ангелина слышала, как на площади Людовика ХV во всеуслышание читаютвоззвание фельдмаршала Шварценберга к жителям Парижа: «Союзные войска уже подстенами столицы; цель их похода – мир искренний и непоколебимый. Двадцать ужелет Европа орошается кровью и слезами. Приступите к общему делу человечества,утвердите мир и спокойствие!» И она поняла, что уже никто не сомневается внеотвратимости падения Парижа. Кое-кто уже нацепил белые банты, знак роялистов,на шляпы; загремело имя Бурбонов, не повторяемое двадцать лет. Знатнейшие дамыраздавали народу банты и воспламеняли сердца против Наполеона. Пытались всучитьбелую розетку и Ангелине, однако она не хотела привлекать к себе излишнеевнимание и поспешила перейти на другой край площади, где тоже толпились люди,но настроение их было совсем иным. Здесь по рукам ходила карикатура,изображавшая донского казака, преследуемого французами. Зрители, среди которыхнаметанный глаз Ангелины без труда узнал старых наполеоновских гвардейцев,покатывались со смеху:

– Посмотрите! Посмотрите, как бедняга казак бежит от наших!Не видать этим трусам Парижа как своих ушей!

– Ошибаетесь, – буркнула Ангелина себе под нос, нодостаточно громко, чтобы быть услышанной. – Ошибаетесь, друзья мои! Донскойказак спешит к своим с известием о взятии Парижа!

И пока остолбеневшие от такой наглости вояки собирались смыслями, она поторопилась смешаться с толпой и направилась туда, откудадоносился страстный женский голос:

– Россия – это огромная, дикая, нищая страна. Стужа, болота,леса и пустыни, непролазная грязь везде, в городах и на дорогах. Русскиененавидят друг друга, – размахивая руками, кричала какая-то женщина в старомчепце и платье, явно помнившем лучшие времена. – Там два сословия: баре имужики. Одни живут в вызывающей, азиатской роскоши, а другие влачат жалкоесуществование в задымленных хижинах. И те, и другие ненавидят цивилизованныенароды, мечтают пройти по Европе, подобно армии гуннов, предавая все вокругогню и мечу! Страшны бывают русские, когда их страсти возбуждены: у них ведьнет выдержки, которую дают воспитание и цивилизация, и обуздать свою страстную,варварскую неистовость они не в силах. Я сама была в Москве, я видела, как онисжигали свою столицу, чтобы обречь на голод и холод наших храбрых солдат!..

«…которые сожгли пол-России, прежде чем дочиста разграбитьМоскву!» – уже готова была выкрикнуть Ангелина, однако вовремя спохватилась:после таких слов уйти отсюда живой ей не удалось бы. И тут ей показалось что-тознакомое в голосе этой ораторши, манерами и одеждой очень похожей на старуюполковую маркитантку. Возможно, Анжель встречала ее на пути к Березине?Возможно, пережидала опасность под ее телегой?.. Она попыталась пробратьсяпоближе к этой неистовой крикунье, но оказалась зажата в толпе и только могла,что смотреть на нее, слушать – и медленно сходить с ума, узнавая в«маркитантке» мадам Жизель.

Да, это была она! Ее выразительные, пламенные глаза, ееглубокий, звучный голос, ее неизменное актерство производили огромноевпечатление на публику и надрывали душу Ангелины. Она была так потрясенавнезапно сбывшейся, уже измучившей ее мечтой: найти мадам Жизель и сквитаться сней, что даже не сразу и обрадовалась. А когда наконец осознала, что произошло,то ринулась вперед с удвоенной энергией, расталкивая дюжих торговок и могучихремесленников, и вдруг вспомнила, что у нее нет никакого оружия, а бросаться намадам Жизель и душить ее голыми руками вряд ли стоит, ибо если та крикнет, чтона нее напала русская шпионка, то толпа набросится на Ангелину и разорвет ее вклочки – к полному удовольствию мадам Жизель. Поэтому она все же смирила себя идолго еще стояла, слушая злобные словоизвержения старой мегеры, которая нестеснялась в выражениях, описывая зверство русских над пленными французами,причем от эпитетов, которые срывались с ее уст, становилось стыдно не толькоженщинам. Ангелина еще в бытность свою беспамятной Анжель обнаружила, что когдаэта утонченная аристократка выходит из себя, то всякий пьяный мужик, всякаябаба, торгующая на базаре, выражаются пристойнее, чем она. Так что в этом мадамЖизель не изменилась, невольно усмехнулась Ангелина, замечая, что чепец явновелик графине д’Армонти, да и платье на ней с чужого плеча, а под глазами умелойрукой наложены темные тени, придающие этому еще красивому лицу страдальческоевыражение. Но не похоже было, чтобы графиня так уж бедствовала! Это была ееочередная маска… И Анжель убедилась в этом, когда, откричавшись, мадам Жизельвыскользнула из толпы и, пройдя несколько улиц, села в весьма презентабельныйэкипаж с кучером в ливрее. На счастье Ангелины, поблизости оказался наемныйфиакр, потому ей и удалось проследить путь мадам Жизель до самого Мальмезона.Но понадобилась целая неделя времени и уйма денег, дабы выяснить, что графиняд’Армонти (странно, что она в очередной раз не изменила имя!) является одной изближайших наперсниц бывшей императрицы и постоянно живет в Мальмезоне.

Не сразу сложился план. Сначала Ангелина лелеяла мечту пастьв ноги бывшей государыне и, открыв ей всю подноготную графини д’Армонти, молитьо правосудии, но Оливье высмеял ее – и вдобавок высмеял очень жестоко: