такая информация. По официальным данным, на 1 января 1989 года удельный вес лиц коренной национальности в числе руководителей промышленности, сельского хозяйства, транспорта, связи и строительства составлял: в Грузии — 89,3 процента, Азербайджане — 99,8 и Армении — 99,4. В органах военной контрразведки широко были представлены армяне, грузины, азербайджанцы и другие национальности Закавказья.

Резонно поставить и такой вопрос: а были ли проявления национализма в Закавказье до перестройки? Да, были. Они затрагивали главным образом кадровую политику республик, некоторые мелкие территориальные споры, в частности отношения между армянами и азербайджанцами в том же Нагорном Карабахе, сферу быта. Силы разума, реальные условия не позволили подобным проявлениям выйти из-под контроля, перерасти в крупные конфликты и силовое решение споров. Во всем Закавказье отношение к русским, украинцам, татарам, курдам и другим национальностям носило в целом доброжелательный характер.

Конечно, и в Закавказье давали себя знать негативные явления, оказывавшие отрицательное влияние на политическое, экономическое и социальное развитие Советского Союза. Далеко не все делалось грамотно и в национальной политике. Не знаю, что давала раньше практика назначения в некоторые республики вторых секретарей ЦК компартий, председателей комитетов госбезопасности и их первых заместителей из русских, но к 60-м годам она себя изжила. «Варяги» воспринимались как недоверие и задевали национальное самолюбие. В республиках имелись свои достаточно хорошо подготовленные кадры.

В наше смутное время можно услышать высмеивание и злую иронию в отношении понятия «дружба народов». Я мысленно возвращаюсь в Закавказье и спрашиваю себя: ты-то сам уверен в дружбе? Когда-либо испытал ее силу и сладость? Отвечаю утвердительно.

Сколько братской крови пролилось в борьбе с общими врагами и захватчиками, в частности в Закавказье! Строгим инспектором нашей дружбы явилась Великая Отечественная война. Более 600 тысяч воинов дала фронту только Грузия, и каждый третий пал на поле боя. 137 храбрейших сынов грузинского народа удостоены звания Героя Советского Союза. Столь высокое звание присвоено за славные подвиги в войну 114 азербайджанцам. Маленький армянский народ прославили его сыновья, талантливые военачальники: Маршал Советского Союза И. X. Баграмян, маршал бронетанковых войск А. X. Бабаджян, адмирал Флота Советского Союза И. С. Исаков. Сердечной заботой окружали азербайджанцы, грузины и армяне эвакуированных и раненых, поддерживая их в то трудное время. Именно дружба народов работала на победу в Великой Отечественной войне.

Живя в Закавказье, я воочию наблюдал все многообразие дружеских поступков и добрых дел. И верю, что те грузины, армяне и азербайджанцы, которые говорили о высоком смысле дружбы, воспевали ее, делали это искренне, не лукавя и не хитря. Дух дружбы и братства всегда был близок народам Закавказья, и я верю, что он снова восторжествует.

Жизнь показала, что, став суверенными государствами, Азербайджан, Грузия и Армения пока не могут реализовать свои возможности, находятся в трудном положении. Это еще раз подтверждает, что Советский Союз не был случайным конгломератом народов, насильно загнанных в единые границы. Народы Союза объединяли общие политические, экономические и другие интересы. Стоило их разрушить, как незамедлительно наступил хаос. Какой бы самостоятельный путь развития государства Закавказья ни избрали, выбраться из кризисной ситуации они смогут, лишь сотрудничая с другими республиками бывшего Советского Союза.

Закавказье с его естественными богатствами и важным геополитическим положением представляет лакомый кусок для многих. Сюда стремились не только персы и турки, но и англичане, французы, американцы. Стоило обозначиться в Закавказье внутренним распрям, появиться трудностям, как сразу активизировали против него политическую, экономическую и дипломатическую деятельность ближайшие соседи — Иран и Турция.

Прошлое и настоящее Азербайджана, Грузии и Армении убедительно свидетельствует о том, что их историческое будущее и безопасность тесно связаны с обновленным союзом и дружбой с Россией.

Глава седьмая:

Время собирать камни

Глубокой осенью 1979 года я навсегда расстался с Группой советских войск в Германии. Отдохнув в подмосковном санатории «Архангельское», в декабре приступил к работе в Высшей школе КГБ, ныне Академии Федеральной службы безопасности.

Такой вариант я не считал для себя лучшим, но выбирать было не из чего. За плечами уже накопилось около 40 календарных лет службы, следовало думать о ее завершении, выбирать гавань и бросать якорь.

К моей новой работе сослуживцы отнеслись по-разному. Прощаясь со мной в Берлине, начальник 2-го главного отдела МГБ ГДР генерал Крач сказал:

— Товарищ Гераскин, если не секрет, на каком участке вы будете продолжать службу?

Я ответил:

— Никакого секрета нет. Пойду работать в нашу Высшую школу.

Он изумился и воскликнул:

— Так это же дезертирство!

Совсем по-другому воспринял мое новое назначение член военного совета ГСВГ генерал-полковник И.С. Медников, он сказал:

— Борис Васильевич, все правильно. Кому же, как не тебе, человеку с таким богатым опытом и знаниями, учить и воспитывать молодых чекистов?

Мнения полярно противоположные. Кто из них прав? Каждый по-своему.

Высшая школа КГБ являлась вузом по подготовке кадров для контрразведывательных подразделений Комитета госбезопасности. В школе сложились твердые чекистские традиции и свой уклад жизни, хорошо был поставлен учебный процесс, занятия проводил опытный профессорско-преподавательский состав. Слушатели за пять лет обучения получали добротное специальное, юридическое, военное и языковое образование. Высшая школа КГБ постоянно росла и развивалась. В начале 80-х годов она перебазировалась с Ленинградского проспекта на юго-запад Москвы в специально построенный комплекс зданий, включающий в себя современные учебные аудитории и спецклассы, общежитие и спортивные сооружения.

В школе я руководил факультетом, готовившим кадры для органов военной контрразведки, и одновременно возглавлял спецкафедру, занимавшуюся вопросами организации агентурно-оперативной работы в вооруженных силах. Таким образом, Высшая школа мою связь с военной контрразведкой не нарушила. Деятельность контрразведки как бы повернулась ко мне новой стороной, связанной с ее кадровым обеспечением.

Среди профессорско-преподавательского состава и слушателей Высшей школы факультет военной контрразведки полушутя именовали рабоче-крестьянским. И это неслучайно. На факультет в основном поступала молодежь из простых трудовых семей, не боявшаяся в будущем работой в военной контрразведке взвалить на свои плечи, кроме профессиональных задач, все тяготы и опасности армейской службы.

Работая в школе и оглядываясь на историю органов безопасности, мой личный путь в них, я четко представлял, насколько важно дать будущим сотрудникам фундаментальные знания и широкое образование. От этого непосредственно зависели уровень культуры работы органов безопасности, их будущее.

В связи с этим есть смысл заглянуть в прошлое органов. В довоенные годы общеобразовательный уровень большей части руководителей военной контрразведки, не говоря уже об оперсоставе, был низок. По официальным данным на январь 1935 года, в особых отделах имелось сотрудников с высшим образованием только 2,8 процента, средним — 31,9 и низшим — 65,3. Прямо скажем,