в годы перестройки (1987) опубликована книга о «Ф. Дзержинском», содержащая редкие и интересные воспоминания, очерки и статьи его современников. Жизнь Дзержинского настолько яркая и поучительная, что интерес к ней и его личности, на мой взгляд, не иссякнет.

Конечно, было бы правильным исправить ошибку и вернуть памятник Ф.Э. Дзержинскому на его историческое место на Лубянской площади в Москве. Но верно говорят — легко разрушать и трудно строить.

Обращаясь к истории нельзя не заметить, что в жизни нашей страны проблема разрушений памятников и святынь, переименования городов и улиц, пересмотра символики и календаря праздников приобрела дурную и вредную привычку, опасную тенденцию.

Сразу после Октябрьской революции советская власть запретила праздник встречи Нового года, посчитав его религиозным, старорежимным. Хотя праздник, будучи введенным в России еще Петром I, по своей сути обрел народный характер и прочно вошел в жизнь и сознание россиян. Несмотря на все строгости, многие люди продолжали праздновать Новый год, ставить и наряжать дома елки. В детстве я всегда ходил на елку к старшей сестре матери.

И все же вековая традиция празднования Нового года победила. Как не изворачивалось руководство страны в 1936 году, оно вынуждено было возродить новогодние праздники. Снова появились день отдыха 1 января, многочисленные нарядные елки, веселые новогодние вечера. И поныне встреча Нового года остается одним из самых почитаемых праздников в нашей стране.

Помню, еще до Великой Отечественной войны в Киеве центральная улица Крещатик была переименована в улицу Воровского. У жителей города и Украины это вызвало не только удивление, но и глубокое возмущение. Ведь название Крещатик теснейшим образом связано с введением на Руси новой государственной религии — христианства. Именно на месте Крещатика проходил путь, по которому по воле великого князя Владимира Святославовича гнали киевлян к Днепру для свершения таинства крещения. Спустя некоторое время киевские власти поняли содеянную глупость и центральной улице возвратили по праву принадлежащее ей название Крещатик.

Подобная «лихорадка революционного обновленчества» поражала порой не только властные структуры, но и определенные слои общества, обретая курьезный характер. Весной 1919 года, например, именовавшие себя имажинистами и отражавшие крайности поэтики раннего футуризма, действуя самовольно и хулигански, переименовали в Москве ряд улиц. В течение суток Большая Дмитровка называлась улицей имажиниста Кусикова, Петровка — улицей Мариенгофа. Тверскую улицу трое суток украшала табличка с именем имажиниста Есенина.

Серией аналогичных и схожих перемен и курьезов отмечены в России перестройка и последовавшие за ней годы.

Буквально одна «новация» сменяет другую, ничего, кроме нагнетания страстей и раскола, в общество не принося.

Государственная дума в начале 2005 года, перешерстив календарь праздников, убрала из него 7 ноября — День Октябрьской революции, преобразовав его в памятную дату и обычный рабочий день. Таким бесцеремонным образом Дума отнеслась к событиям всемирного значения. А ведь Октябрьская революция буквально потрясла и преобразила не только саму Россию, но и страны всего земного шара. Именно она привела к крушению всей колониальной системы, не говоря уже о многом другом.

Произвольная политика всякого рода переименований и разрушений есть прямое неуважение к нашему прошлому, к истории России, по своей сути аморальна и безнравственна. В ее основе находится стремление все ставить в зависимость от политической конъюнктуры.

Хорошая или плохая, но это наша история, и бессмысленно ее поправлять или переделывать столь варварскими методами. Державные власти, левые, центристски правые и любые другие партии в сохранении исторического культурного наследия России обязаны строго придерживаться политики здравого консерватизма в прямом понимании этого слова.

* * *

Власть и органы безопасности никогда не живут друг без друга. Без всякого сомнения, в этой государственной связке власть занимает доминирующее положение. Такой порядок взаимоотношений с властью, а конкретнее — с партией, фактически управлявшей Советским государством, был присущ и ВЧК-НКВД-КГБ.

В последние годы читатель получил возможность познакомиться с изданными воспоминаниями бывших чекистов, попытавшихся раскрыть содержание сложных отношений органов безопасности с властью. Наверное, дальше других по этому пути прошли в своих мемуарах П. Судоплатов («Разведка и Кремль»), Ф. Бобков («КГБ и власть») и В. Крючков («Личное дело»). Люди разных поколений и судеб, они в свое время занимали высокое служебное положение в НКВД-МГБ-КГБ, были вхожи в верхние эшелоны власти, непосредственно участвовали в выработке и реализации политики обеспечения безопасности Советского Союза. Не занимаясь рецензированием и пересказом мемуаров, отмечу, что авторы по-крупному обозначили важность темы и рассказали много интересного. Однако в полной мере саму тему еще не раскрыли. И это объяснимо. Необходимы время и глубокие исследования совместными силами политологов, историков, социологов и чекистов-профессионалов.

На мой взгляд, в средствах массовой информации принято преувеличивать всесилие служб безопасности, изображать их монстром, стоящим над властью, навязывающим ей свои решения, верховодящим в государстве. Такое утверждение не отвечает действительному положению дел. Оно часто используется некоторыми внутренними и внешними силами для компрометации органов безопасности.

В истории, да и в наше трудное время, есть немало примеров, когда партии и политики в борьбе за власть пытаются переложить собственную вину за преступления и просчеты на службы безопасности, обвиняя их в чинимых провокациях и кознях. Нацеливают гнев толпы на органы, зная, что обывателю их деятельность всегда кажется подозрительной.

Советские органы государственной безопасности постоянно были верны партии. Какой-то своей независимой политики не проводили, партии себя не противопоставляли, на власть в государстве не претендовали. Все руководители органов госбезопасности, начиная с Ф. Дзержинского и заканчивая В. Крючковым, являлись преданными партийцами, персонально подобранными и назначенными ЦК. Если бы кто-то и попытался спровоцировать бунт ради личной власти, будь то даже сам Берия, основная масса сотрудников ему поддержки не оказала бы.

И все же зная, насколько острый и сильный государственный инструмент представляет собой служба безопасности, руководство партии постоянно подстраховывалось. Наряду с жестким контролем, периодическими чистками и кадровыми инъекциями КГБ было строжайше запрещено вести контрразведывательную работу в партийных структурах сверху донизу. Аналогичное табу действовало и в отношении политических органов Вооруженных сил Советского Союза. Попутно замечу, что в переломный период нашей истории именно элита партии выделила из своей среды перерожденцев, сепаратистов и буржуазных лоббистов.

Партия и ее руководители постоянно держали руку на пульсе органов госбезопасности, внимательно следили за частотой ритма их работы. Стало правилом присутствие и участие первых лиц партии в совещаниях, собраниях, партийных активах и других политических и организационных мероприятиях, проводимых в центральном аппарате МГБ-КГБ. Правда, не могу утверждать, как обстояло раньше, но с 1943 по 1953 год в широком плане И. Сталин с чекистами не встречался и перед ними не выступал. Очевидно, такой стиль руководства