Кроме того, есть пространственные задачи, которые женщины решают лучше мужчин. Ирвин Сильвермен (Irwin Silverman) и Мэрион Иле (Marion Eals) из университета Йорка в Торонто считают: способность мужчин хорошо решать задачи с мысленным вращением, возможно, никак не соотносится с необходимостью самцов полевок патрулировать обширные территории и посещать самочьи норы. Может быть, она отражает частный факт человеческой истории: в плейстоцене на протяжении миллиона или более лет охотой занимались именно мужчины. И им требовались прекрасные пространственные способности — чтобы метать оружие в движущуюся цель, делать орудия, находить путь домой после долгого перехода и т. д.

Во всем этом нет ничего нового, все это и так знают. Но Сильвермен и Иле задались вопросом: а какие специальные пространственные задачи нужно уметь решать собирательницам, но не нужно охотникам? Среди прочего, они решили: женщинам нужно быть наблюдательнее, чтобы замечать корни, грибы, ягоды и растения, а также запоминать приметы на местности, чтобы знать, где искать в следующий раз. Ученые провели серию экспериментов, в которых студентам нужно было запоминать картину с изображением массы объектов, а затем воспроизводить ее. Либо сидеть в комнате три минуты, а потом вспомнить, какие в ней находились объекты (студентов просили просто подождать там, пока не будет готов эксперимент). С запоминанием объектов и их положения в пространстве девушки справлялись на 60–70 % лучше юношей. Старые шутки о том, что женщины замечают вещи, а мужчины их теряют и спрашивают о них у своих жен — чистая правда. Различия возникают в момент полового созревания, когда девушки начинают обгонять юношей по социальным и устным навыкам{382}.

Заблудившееся на машине семейство действует так: женщина хочет остановиться и спросить дорогу, а мужчина упорно пытается сориентироваться по карте или по указателям. Этот штамп настолько распространен, что в нем наверняка есть глубокий смысл — он хорошо согласуется с тем, что мы знаем о полах. Для мужчины остановиться и спросить дорогу означает признать свое поражение, и он будет избегать этого любой ценой. Для женщины это — здравый смысл и повод использовать свои социальные умения.

Эти женские умения тоже могут иметь плейстоценовое происхождение. Для самки жизненно необходимы хорошая социальная интуиция, способность завоевывать союзников внутри племени, манипулировать мужчинами, заставляя их помогать с потомством, оценивать потенциальных половых партнеров и улучшать условия жизни своих детей. Само по себе это не значит, будто эти навыки заложены в генах. Может быть, дело просто в том, кто чем привык заниматься. Скажем, мужчины чаще читают карты, а женщины — романы. Поэтому у них разные навыки — это вопрос тренировки: читая романы, дамы тренируются думать о характерах. Но тогда откуда взялось это стремление выбирать карты или романы? Возможно, это просто влияние социальной среды. Женщины подражают своим матерям, которые больше интересуются характерами, чем картами. А откуда матери взяли свой интерес? От своих матерей? Даже если предположить, что в один прекрасный день Ева ни с того, ни с сего решила заинтересоваться характерами больше, чем Адам, то последующие генетические подкрепления этого решения были бы неизбежны: женщины, происходящие от Евы и унаследовавшие от нее (пусть даже через механизм социально обусловленного подражания) зацикленность на характерах, оказывались бы социально успешны настолько, насколько умели бы судить о характерах людей. В результате, любые гены, укрепляющие у женщин эту способность, распространялись бы все шире и шире. А если уж последняя оказывается под действием генов, те неизбежно начинают влиять на род предпочитаемой нами деятельности (например, читать карты или романы) — тогда генетические различия укрепляются культурными механизмами.

Этот феномен — специализация людей на том, к чему они наследственно предрасположены, что создает условия для наиболее эффективной работы их генов — известен как эффект Болдуина, поскольку впервые был описан в 1896 году Джеймсом Марком Болдуином (James Mark Baldwin). Ученый пришел к выводу, что сознательный выбор человека и культура могут влиять на эволюцию одновременно. Эту идею во всех деталях разработал Джонатан Кингдон (Jonathan Kingdon) в своей недавно вышедшей книге «Человек, который сделал себя сам, и его гибель» («Self-Made Man and His Undoing»){383}. Очевидно, даже те особенности, которые формируются под сильным воздействием социального окружения, не могут не иметь какой-то биологической основы. Воспитание всегда подкрепляет нашу природу и очень редко борется с ней (исключением может быть агрессивность, которая сильнее развивается у мальчиков, несмотря на постоянное сопротивление родителей). Трудно поверить, что 83 % убийц и 93 % пьяных водителей в США являются мужчинами только благодаря влиянию социальной среды{384}.

Человеку, далекому от науки, трудно осознать, насколько революционными были последствия этой идеи в конце 1970-х, когда ученые впервые начали подбрасывать их в общество{385}. Симпсон сказал, что у мужчин и у женщин мозги устроены по-разному, поскольку долгое время они решали разные эволюционные задачи — и это звучит вполне разумно. Однако подавляющее большинство проводившихся социологами исследований человеческой сексуальности исходит из предположения о том, что ментальных различий между двумя полами нет. Сегодня многие социологи допускают — не утверждают, ибо не могут, а лишь допускают, — что все они являются результатом разного социального влияния (со стороны родителей и ровесников) на мозг, который изначально у всех одинаков. Посмотрим, к примеру, что говорят Лайам Хадсон (Liam Hudson) и Бернадин Жако (Bemadine Jacot), авторы книги под названием «Как думают мужчины»:

«В основе психологии мужчины лежит „травма“, кризис развития, который мальчики переживают, когда психологически отделяются от любящей матери и начинают позиционировать себя как мужчины. Это дает им преимущества в абстрактном мышлении, но создает в них почву для бесчувственности, женоненавистничества и извращений{386}».

Допуская, что причина различий лежит в детском опыте, авторы навешивают на 49 % человечества ярлык «травмированные извращенцы». Насколько было бы продуктивнее, если бы вместо написания притч о детских травмах, психологи приняли идею о существовании некоторых лежащих в нашей звериной природе различий между полами. Идею о том, что каждый пол, в ответ на получаемый опыт, имеет выработанную эволюцией способность развиваться своим определенным образом. Дебора Таннен (Deborah Tannen), автор удивительной книжки «Ты просто не понимаешь» («You Just Don’t Understand») о мужском и женском стилях ведения беседы, хотя и не допускает врожденности различий в работе мозга среднестатистических мужчины и женщины, но, по крайней мере, имеет смелость утверждать, что их лучше признавать и жить с ними, чем приговаривать их к осуждению и порицанию:

«Когда искренние попытки вступить в общение доходят до патовой ситуации, и любимый человек превращается в иррационального упрямца, различия в языках, на которых говорят мужчины и женщины, могут пошатнуть основы нашей жизни. Умение понимать, как говорит другой — это гигантский прыжок через коммуникационную пропасть между полами, гигантский шаг в сторону открытия каналов общения{387}».