– Кстати, если уж говорить о тех, кто долгое время стоял над душой – а ты знаешь, что бывший начальник нашей оперчасти попал в аварию, с трудом вычухался и теперь еле передвигается с помощью палочки?

– Нет, конечно, откуда бы мне это знать? Я ведь из бывших «однополчан» только с тобой сейчас отношения поддерживаю… Знаю только, что бывший замполит теперь в начальники выбился. И зэки вроде бы на него не обижаются. По крайней мере не так, как на Мудяка… Слушай, а Реуцкий теперь где? – Почему-то вспомнился этот мент, своими повадками, да и внешним видом немного, смахивавший на голубого. И с которым у Сани был постоянный конфликт из-за работы, т. к. Саня не хотел работать бесплатно на кого бы то ни было.

Вован даже рассмеялся:

– Что это ты своего «доброжелателя» вспомнил? – До этой событий 2014-го года, – пробурчал Китаец, – он продолжал работать на том же посту. А вот потом… этот гусь после того, как запахло жареным, рванул подальше отсюда даже без выходного пособия и сейчас где-то на Камчатке обитает. Короче, из тех, с кем ты раньше работал и выяснял отношения, в зоне практически никого не осталось. Шутка ли – столько лет прошло!.. Ты вот Михалыча помнишь – психолога нашего?

– Конечно. Именно он и сообщил мне тогда, что Мудяк собирается восстановиться. А в своё время и работать у Михалыча случалось. Толковый мужик. Да ты и сам это прекрасно знаешь.

– Знаю. Так вот он сейчас нажимает на кнопки – устроился дежурным на какой-то вахте после выхода на пенсию. Он ведь в колонии тогда держался только ради того, чтобы выйти на пенсию по льготному стажу. А некоторые вообще – и пенсии не стали дожидаться – допёк их Мудяк. И многие сейчас в шахте работают.

– Ну, я, слава Богу, шахты ваши только издалека видел. И никогда бы в эту дыру не полез. Разве что из любопытства, да и то – только по пьяной лавочке.

– Хорошо тебе говорить – у тебя вон готовое пособие по инвалидности.

– А ты знаешь – сколько того пособия? – в месяц как раз на хлеб хватит. Да и то только с учётом того, что я хлеб мы сами с женой печём. Теперь ведь у меня всего лишь третья группа – вторую сняли после того, как я палочку оставил. А мне ведь и коммунальные ещё платить надо. Про продукты я уж и молчу! Спасибо жене – не бросила меня до сих пор.

– И что она в тебе нашла?!

– Да ничего. Просто как-то так жизнь сложилась. В любовь ты ведь всё равно не веришь?

– Какая на фиг любовь в 21-м веке?! Когда люди продают ближних за кусок хлеба! – возмутился Китаец.

– Про кусок хлеба не знаю, а вот из-за крыши над головой… испытал на себе, – грустно ответил ему Степаныч. – Я ведь и «Маньяком» стал из-за этого.

– Это как? – не понял Вован.

– Да очень просто – в своё время родственники посчитали, что я не имею никаких прав на жилплощадь, которую мне ещё государство выделило при рождении. И меня решили «выбросить за борт»… Я не знаю, Вова, как это получилось, но через несколько дней после моего обращения к отцу с просьбой приютить на время возникло это жуткое обвинение!

– А в чём обвиняли? Я ведь знаю только твоё зоновское «имя», да слышал разговоры о том, что у тебя жертв, как у Чикатило. – уточнил Китаец.

– Посадили меня по обвинению в изнасиловании и убийстве малолетки! И ведь додумался кто-то до этого!

– А на самом деле? – растерялся Вован от такой откровенности. Уж он-то не понаслышке знал об отношении к такой категории осужденных.

– К сожалению, у меня нет чётких и однозначных доказательств в свою пользу. Знаю только, что не имею отношения к этой гадости. Даже во сне ничего такого не снилось.

– Но если ты не делал этого… а где ты сам был в это время? – спросил удивлённый «однополчанин».

– Да в том-то и дело, что по крайней мере вечером накануне все видели именно меня на будущем «месте преступления». А утром там нашли только труп.

– А ты где был? – переспросил Вован.

– Я в это время был километрах в пятидесяти от того места. Только у меня не было свидетелей в мою пользу, а вот предыдущие судимости имелись. И никого не интересовало – за дело они или просто так, да и со стороны всё это выглядело для постороннего человека не в мою пользу. Плюс – на тот момент я недавно разосрался с женой, потом с родителями. Ещё и с работы меньше месяца, как уволился. В общем – со всех сторон исключительно отрицательный персонаж. Да и я не особо сопротивлялся, когда мусора меня «поставили в известность» о том, что я «маньяк».

– Подожди! Но почему ты не боролся за свою правоту?! Я ведь знаю, что впоследствии ты не одному помог добиться положительного результата в делах юридических… – «Китаец» был в шоке от услышанного.

– А я пытался, Вова. Только… это ведь в зоне уже попроще. А там… поначалу под впечатлением от ментовских кулаков и неприятностей в семье, я подписал в райотделе все бумаги. Ну, а потом было уже поздно. И когда я в суде начал говорить о том, что меня вынудили подписать признание… надо мной просто посмеялись, а потом ещё и избили.

Какое-то время они шли молча, каждый вспоминал подробности своей посадки. Потом Китаец сказал:

– Может ты и прав, Саня. Смысл что-то доказывать ещё есть при первой судимости. А дальше никто и слушать не станет – виноват, и всё!

– Ой, Вова, не знаю я уже – кто прав. Но «оплатил счета» именно я. И именно в меня долгое время тыкали пальцем по обе стороны забора. Хорошо хоть я послушал тогда своего неизвестного доброжелателя, или покровителя – называй, как хочешь, и не опустил головы. Если б я хоть чуть прогнулся в самом начале – меня бы немедленно растоптали.

Степаныч помолчал, а потом как бы подытожил:

– В общем, если быть покороче, «Маньяком» меня окрестил один зоновский балабол от скуки. А потом, озлобленный таким отношением родни, в частности – их нежеланием верить мне, и окружающей обстановкой, где каждый норовил проехаться на твоей спине, я наверное и правда стал чуточку маньяком – предпочитал одиночество, разучился верить людям, часто использовал крайние меры только из-за того, что по нормальному тамошняя публика плохо понимает…

– Она и здесь такая, – ухмыльнулся Вован. – А в чём-то зэки даже честнее и лучше тех, кто беззастенчиво правит их жизнями.

– Да, забыл ещё одну свою черту – во что бы то ни стало добиваться поставленной цели! – добавил Степаныч.

– Но ведь это не так уж плохо? – вопросительно произнёс его собеседник.

– Только среднестатистический обыватель в своём понимании доводит эту черту до крайности. А в итоге именно эта черта характера и подчёркивает «маниакальность» намерений. Как-то так, Вован, я и превратился в «маньяка». А вообще… тогда, разозлившись на окружающих и на себя, я решил доказать всем давно известную истину – не имя делает человека! Само по себе одно только имя «Маньяк» ещё ни о чём не говорит.

– А как ты – с твоей-то натурой, умудрился стать трижды судимым? – удивился Китаец.