Все эти (и подобные им) гипотезы исходят из общей идеи, что язык должен давать адаптивные преимущества единичной особи, прежде всего той, которая подает сигнал. Как отмечают Марина Львовна Бутовская и Лев Абрамович Файнберг, в таких работах «дарвиновская идея борьбы за существование… представлена лишь как бесконечная конкуренция между особями, направленная на извлечение максимальной выгоды для себя»{974}. Такие концепции нередко связываются с упрощенным пониманием сформулированной в свое время Ричардом Докинзом теории эгоистичного гена{975}[70]: единицей отбора является ген, и эволюционный выигрыш могут принести только те свойства, которые дают этому гену возможность оставить максимум своих копий (если нужно, то в ущерб всему остальному миру). Собственно, максимум копий — это и есть эволюционный выигрыш.

Но сторонники таких представлений нередко забывают о том, что даже самый эгоистичный ген копирует себя не в одиночку, а в «компании» других генов — своих «соседей» по геному. И эти «соседи» могут способствовать копированию эгоистичного гена, а могут и препятствовать. Если эгоистичный ген принадлежит виду, размножающемуся половым путем, то в следующем цикле репродукции «соседи» будут уже другими. В таких обстоятельствах наиболее выгодная для эгоистичного гена стратегия — правильно выбирать «соседей». А это значит, что он должен либо сам диктовать организму выбор оптимального полового партнера (т. е. такого, чьи гены как минимум не помешают эгоистичному гену успешно копироваться), либо пристраиваться к другому гену (или комплексу генов), который умеет подавать организму нужные эгоистичному гену команды. Как показали эксперименты на дрозофилах, потомки особей, имевших возможность выбирать полового партнера, живут статистически значимо дольше, чем потомки особей, такой возможности лишенных{976}.

Отметим еще раз, что оптимальным половым партнером будет не тот, у кого то или иное (пусть даже самое выгодное) свойство выражено в наиболее сильной степени, а тот, чьи гены сочетаются с генами данной особи наиболее удачным образом — дают возможность с максимальной вероятностью «произвести многочисленное, жизнеспособное и во всех отношениях успешное потомство при скрещивании не с кем-нибудь, а именно с „выбирающей“ особью»{978} (т. е., например, немецкой овчарке не стоит выбирать в супруги самую бесстрашную гиляцкую лайку).

Механизмы выбора оптимального полового партнера еще не до конца изучены, но есть данные, что значительную роль в этом играет способность организмов отличать «своих» от «чужих», тесно связанная с определенными компонентами иммунной системы. Как показали Александр Владимирович Марков и Алексей Михайлович Куликов, оптимальным (и, соответственно, наиболее привлекательным) половым партнером является та особь, которая — с точки зрения иммунной системы — отличается от данной не слишком слабо, но и не слишком сильно. При этом различные факторы внешней среды могут смещать оптимум в сторону большего или меньшего сходства. Например, высокая степень нестабильности окружающей среды благоприятствует выбору максимально генетически далеких половых партнеров: это повышает разнообразие доступных виду фенотипов, а значит, и вероятность, что при любых вариантах условий найдутся особи, которые сумеют в них выжить и дать потомство{979}.

Но для того, чтобы можно было правильно выбрать полового партнера, необходимо не только уметь осуществлять выбор, нужно еще, чтобы вокруг циркулировало достаточное количество особей с похожими геномами, из которых можно было бы выбирать. А значит, эти особи должны, во-первых, жить достаточно близко друг к другу (или по крайней мере уметь собираться для размножения в нужное время в нужном месте), а во-вторых, при этом не очень мешать друг другу в борьбе за существование.

Таким образом, эгоистические интересы эгоистичного гена требуют поддержания устойчивого существования как минимум одной полноценной популяции. При этом популяция не должна состоять исключительно из близких родственников. Более того, чем нестабильнее условия окружающей среды, тем сильнее увеличивается спрос на возможность мирного сосуществования неродственных особей. А значит, отбор будет поощрять гены, позволяющие минимизировать ущерб от соседствования с особями своего вида, а возможно, даже получить от этого ту или иную дополнительную выгоду.

Наиболее простой способ достижения такого эффекта — родственный отбор: помощь родственнику ведет к тому, что гены, заставляющие помогать родственникам, лучше распространяются. Он описывается так называемым правилом Гамильтона[71], выражаемым формулой nrB > C, где r — степень генетического родства того, кто помогает, и того, кому помогают, B — преимущество в борьбе за выживание или в производстве потомства, полученное адресатом альтруистического акта, C — соответственный ущерб, нанесенный «жертвователем» самому себе, а n — число принимающих жертву. Такой принцип позволяет аллелям, способствующим альтруистическому поведению, распространяться в популяции. Но, как отмечает А. В. Марков, «с точки зрения самого „аллеля альтруизма“ в этом никакого альтруизма нет, а есть чистый эгоизм. Этот аллель заставляет своих носителей — то есть организмы — совершать акт альтруизма, но тем самым аллель блюдет свои корыстные интересы. Он жертвует несколькими своими копиями, чтобы дать преимущество другим своим копиям. Естественный отбор — это не что иное, как автоматическое и совершенно равнодушное и бессознательное взвешивание суммы выигрышей и проигрышей для аллеля — для всех его копий вместе, и, если выигрыши перевешивают, аллель распространяется»{980}.

Но родственный отбор не всегда достаточное средство, ведь для успешного копирования эгоистичного гена во многих случаях нужен половой партнер, не состоящий в слишком близком родстве. Тогда могут быть задействованы другие возможности, например так называемый реципрокный (или взаимный) альтруизм: особь А делает некоторые действия, выгодные не для нее, а для особи Б, с тем чтобы впоследствии особь Б так же «бескорыстно» помогла особи А. Но и этим возможности эгоистичного гена создавать вокруг себя широкий выбор потенциальных половых партнеров не исчерпываются. Как было показано в гл. 5, у многих животных складывается коммуникативная система, которая дает возможность эффективно сосуществовать особям как родственным, так и не родственным, как умеющим, так и не умеющим считать, кто из сородичей кому сколько пользы принес.

В целом, конечно, никто специально не старается трудиться на благо ближнего — особи в своем поведении преследуют свои собственные эгоистические интересы и стремятся устранить конкурентов. Просто у тех видов, которые делают это не слишком эффективно, возникает целый ряд дополнительных преимуществ (прежде всего связанных с выбором оптимального полового партнера). Тем самым оказывается, что создание «супероружия», которое бы позволяло «наиболее приспособленным» особям устранять всех конкурентов раз и навсегда — с эволюционной точки зрения задача довольно бессмысленная.

У целого ряда животных сформировалась способность жить группами, включающими как родственных, так и не родственных друг другу особей. Если условия окружающей среды неблагоприятны для выживания (вследствие