сути, нет храма, – ужасно. Более того, их пуджари либо исчезли, либо примкнули к брахманам. Следует выбивать брахманов из шиваитских храмов, мешать им совершать пуджи и арчаней, не позволять устраивать пиры с богами, не допускать строительство еще большего количества санскритских колледжей на средства из шиваитских фондов (как тот, который в Рамешвараме) (Revolt, 2010: 363–364).

Один из неравнодушных патриотов обратился к своим соотечественникам с такой речью: «Почему вы допускаете все это? Есть ли у вас чувство собственного достоинства? Почему вы держитесь за такие жалкие храмы, где не можете найти религиозного утешения? Почему вы сами не строите храмы – свои собственные храмы, чтобы поклоняться своим собственным богам по-своему, в соответствии с требованиями единственной истинной религии – шайва-сиддханты, и сохранить хоть что-то из своего самоуважения?» (Revolt, 2010: 365). А вот так заканчивает свою статью «Шиваитская ментальность и самоуважение» (“Saivite Mentality and Self-respect”) (май 1929 года) Чидамбарам Пиллей: «Что же сегодня представляет из себя шиваизм? Когда произносится „Бог есть любовь“, то делается это в ненависти. Ваш Бог, ваш Шива сказал: „Да будет свет“! И что случилось? А случилась тьма!» (Revolt, 2010: 366 – 367).

С точки зрения господина P. C. P. дни шиваизма сочтены. Он считает, что необходимым условием для существования любой религии является жесткая критика, всяческие неприятности и прочие удары судьбы – все это делает религию жизнеспособной. В рубрике “Puranas & Ithihasas” P. C. P. пишет: «Если шиваизм и отмирает, то это потому, что не подвергался серьезной критике, которая бы позволила устранить его недостатки и укрепить достоинства» (Revolt, 2010: 380).

Для многих жрецов-брахманов в первой половине XX века наступили непростые времена. Каждый храм переживал трудности как мог. Например, храм Минакши спустя два года после перемен, произошедших в храмовом управлении в 1937 году, вынужден был открыть свои двери для неприкасаемых и низкокастовых надаров, которым прежде доступ в храм был закрыт[220]. В результате все жрецы начали забастовку, которая продолжалась вплоть до 1945 года (Fuller, 2003: 3). На протяжении шести лет, в течение которых жрецы бастовали, их материальное положение серьезно пошатнулось, и многие из них обеднели. Кроме того, исполнительный директор, отвечавший за храм с 1937 года, ввел ряд изменений, которые значительно подорвали права и привилегии жрецов.

После 1945 года с окончанием забастовки положение жрецов продолжало ухудшаться. Особенно ситуация усугубилась после конфискации свободных от налогов земель, которые принадлежали им в течение многих веков. Это произошло на вполне законных основаниях, так как после обретения Индией независимости проводилась земельная реформа, в связи с чем был принят ряд соответствующих законов (Fuller, 2003: 3). Но и после этого притеснения жрецов-брахманов не закончились. В 1970 году, когда у власти находилась антибрахманская партия ДМК (Tirāviṭa muṉṉēṟṟak kaḻakam), правительство Тамилнаду попыталось отменить наследственное храмовое жречество во всем штате. Хотя данное новшество было оспорено в суде и в целом его воздействие не оказало серьезного влияния на жизнь жречества, тем не менее, это было не просто пережить, ведь в данном случае существовала вполне реальная угроза для жречества. По сути, стоял вопрос об их выживании. Особенно положение усугублялось тем, что до этого жрецы уже несколько десятилетий находились в стрессовой ситуации.

Так, несколько десятилетий подряд жрецы-брахманы Тамилнаду жили под давлением настроенного против них общества. И представители старшего поколения еще помнили хорошие времена (до 1937-го года), мысленно возвращаясь в прошлое, что только усугубляло пессимистический настрой в отношении своего будущего и будущего своих детей и внуков. Тем не менее, в последние десятилетия ситуация во многом изменилась к лучшему и сегодня брахманы по-прежнему выполняют в храмах жреческие функции и выступают хранителями храмовой культуры.

Глава 8

Храмовое управление

Средневековый период

Основным источником, сообщающим какие-либо подробности из жизни средневекового храма, являются надписи, из которых мы узнаем, как обстояли дела в храмах Южной Индии, кто и как управлял делами дома Бога, чем жили его обитатели. Примерно с середины I тыс. н. э. официальные и частные лица активно совершали дары на имя храмового божества, и к чольскому времени многие храмы успели обзавестись немалым хозяйством, которое нуждалось в толковом управлении и хорошем хозяине. Формально все богатство храма принадлежало лично тому божеству, в честь которого был возведен храм. Именно Бог считался настоящим собственником храмового имущества, хотя в действительности всем управляли конкретные люди, которых в силу возложенных на них обязанностей принято называть храмовыми властями. Но храмовые власти – понятие довольно абстрактное, и в зависимости от местности, исторического периода и конкретной традиции обозначались различными терминами. При этом храмовые власти – это всегда коллективные власти, которые представляли собой порой довольно многочисленные группы, заведовавшие имуществом и всем храмовым хозяйством. И большую роль в решении всевозможных храмовых проблем играли местные общины брахманов и веллалов.

Чаще всего храмовое руководство представляло собрание уважаемых членов общества – махасабха (mahāsabhā), куда входили жители брахманской деревни, наделенной особым статусом – чатурведимангалам (caturvedimaṅgalam). Именно они отвечали за управление деревней и храмом (Maheswari, 1985: 157–158). И делалось это, конечно же, от имени храмового божества, при этом все пожертвования регистрировались только на его имя.

Р. Гхосе в связи с тируварурским храмом Тьягараджи пишет: «В индуизме божество в виде мурти является юридическим лицом, имеющим права и владеющим имуществом. По закону все имущество принадлежало божеству и управлялось танаттарами (tāṉattār), которые выступали в роли попечителей» (Ghose, 1996: 254). Танаттары – это своего рода администраторы, которые занимались храмовыми делами. Данный термин неоднократно встречается в тамильской эпиграфике и очевидно происходит от тамильского слова tāṉam, имеющего несколько значений, в числе которых «храм, алтарь, жилище, место, небеса, мир богов [221]. Это слово, в свою очередь, происходит от санскритского sthāna, имеющего тот же спектр значений. Таким образом, это общий термин, который просто указывает на принадлежность какого-либо лица к храму, не конкретизируя его функцию, должность, положение и пр.

Помимо танаттаров в качестве храмовых управителей или попечителей в средневековых надписях нередко упоминаются стханаттары (там. stāṉattar, санскр. sthānattar). Этот термин является вариантом термина «танаттар» и тоже происходит от санскритского sthāna. Стханаттар – это настоятель храма, который распоряжался храмовым имуществом. При Чолах данный термин использовался довольно редко, но при поздних Пандьях встречается значительно чаще (Алаев, 2011: 240).

Иногда вместо термина «стханаттар» в надписях фигурирует санскритский термин «стханика» (sthānika), происходящий от того же слова, что и предыдущие два термина. В распоряжении стхаников находилось не только храмовое имущество, они