был важный человек, поскольку царь отменил с этого участка кадамей, а «Бог подарил» ему этот же кадамей (Алаев, 2011: 318). Таким образом, учитывая всю сложность управления храмом, да и «человеческий фактор», кажется вполне справедливым, что сами храмовые власти порой находились под контролем общественности.

Все вышеприведенные примеры говорят о том, что в средневековой Южной Индии формы управления храмами не отличались единообразием. К тому же различные функции в каждом храме распределялись по-разному. И в зависимости от возникавших в храме ситуаций, решения принимались теми советами, комитетами и общинами, которые представляли реальную власть в каждом конкретном месте. Мы привели лишь несколько примеров органов храмового управления, но их было гораздо больше. Храмы могли контролироваться самыми разными физическими и юридическими лицами: землевладельцами (брахманами и веллалами), членами царской семьи, чиновниками, купцами и т. д. Кроме того, что касается управления храмовыми делами, то период с VI по XIII век характеризуется большей степенью общинности, в то время как в позднечольский период роль сабхи заметно ослабла, а роль храмов, наоборот, начала возрастать (Алаев, 2011: 216).

Вплоть до мусульманского вторжения управление храмами всецело находилось в руках представителей того или иного религиозного культа. Но в начале XIV века южноиндийские царства, ослабленные междоусобными распрями, стали легкой добычей Делийского султаната, который в то время был на пике своего могущества. В итоге многие города и храмы подверглись страшному разрушению. К примеру, знаменитый храм богини Минакши-Сундарешвары в Мадурае[222] был стерт с лица земли почти до основания, а богослужения прекращены. Мусульманские набеги расстроили все, но ненадолго. Виджаянагарские правители начали восстанавливать храмы и брать в свои руки управление. Это осуществлялось посредством назначения собственных чиновников для исследования храмовой деятельности. При этом цари династии Чола и Пандья могли проявлять активность лишь в том случае, если речь шла о защите храма, но они не допускались к делам храмового управления (Rao, 1967: 10). И причину можно понять. Управление храмом – это, прежде всего, доступ к храмовому имуществу, к финансам, к политике.

Многие храмы переживали тяжелые времена. Представители храмовой администрации и жрецы всеми силами старались сохранить своих богов и их собственность до наступления лучших времен, тайно переправляя мурти и храмовые сокровища в безопасные места. К сожалению, не все смогли пережить эти трагические времена. Для отдельного человека среднего возраста два или три десятилетия – это большой срок. И если всего один (или несколько) человек участвовал в операции по спасению мурти и сокровищ, то с его смертью исчезала любая возможность вернуть утраченное в храм. До сих пор в разных частях Индии находят спрятанные когда-то мурти (очень часто в водоемах и в лесах), которые так и не смогли вернуться в свой храм. Ибо некому было это возвращение осуществить.

За сохранность мурти и храмового имущества были ответственны храмовые власти. Именно они принимали столь важные решения, отбирали верных и подходящих людей для выполнения миссии по спасению мурти, разрабатывали маршрут и выбирали место для тайника. Но несмотря на сопротивление мусульманским завоевателям, в последующие века в храм проникла даже мусульманская терминология. Однако в целом перемены, происходившие в жизни храмов в доколониальный период, не оказали на систему храмового управления столь разрушительного воздействия, как в последующий период. Разрушению и уничтожению подвергались отдельные храмы, но не вся система управления. Ситуация начала резко меняться в колониальный период, когда храмы на какое-то время перешли под контроль англичан.

Колониальный период

С тех пор как португалец Васко да Гама открыл морской путь из Европы в Индию через мыс Доброй Надежды, между Индией и Европой установились торговые отношения. Вслед за португальцами последовали и другие европейцы – голландцы, датчане, французы и англичане. Если в XVI веке европейские торговцы открывали для себя Индию, особенно Южную, то с XVII века они интенсивно закреплялись здесь, постепенно овладевая экономическими ресурсами и политической властью. Власть европейцев из года в год усиливалась, а власть местных правителей, которые веками оказывали покровительство храмам и различным видам искусства, напротив, ослабевала. Этот процесс сопровождался и ослаблением храмов, которые оказались в достаточно сложной ситуации и одно время даже оказались под контролем европейцев, не имея возможности самостоятельно распоряжаться своими ресурсами.

Храмы, располагавшиеся на территории, проданной местными правителями европейцам, тоже переходили в распоряжение чужаков. В такой ситуации оказался, к примеру, вишнуитский храм Партхасаратхи. В 1639 году английские торговцы из Ост-Индской Компании приобрели у местного индуистского правителя права на торговлю и часть земли для своего поселения на Коромандельском побережье (сегодняшний Ченнай). К 1676 году селение Трипликан вместе с храмом Шри Партхасаратхи Свами считалось расположенным на территории Великобритании. По словам А. Аппадурея, политика англичан в отношении индуистских храмов, оказавшихся на их территории, была прагматичной, и они время от времени принимали какие-то конкретные решения относительно того или иного храма. Однако до конца XVII и даже до XVIII века так и не была выработана более или менее четкая политика (Appadurai, 2008: 105).

В Тамилнаду с потерей реальной власти маратхами, осевшими после гибели Виджаянагара в Танджавуре, область Тируварура и Танджавура утратила свое религиозно-политическое значение[223]. Уникальная модель отношений, существовавшая между царем и храмом, перестала функционировать. Одной из причин можно считать то, что у британского правительства не было необходимости искать религиозной поддержки в храме с целью придать легитимный характер своей власти (хотя нечто подобное произошло в Ориссе, о чем будет сказано чуть ниже). Иными словами, храм как традиционный институт легитимации утратил свое значение. Новое правительство принадлежало к совершенно другой культуре и придерживалось другой веры, отличной от той, которую исповедовало местное население. Это были чужаки, которым для управления огромным богатством храмов и матхов пришлось использовать административные средства.

По словам Р. Н. Каннан, вмешательство колониального правительства в дела храма разрушило отношения между храмами и царем под предлогом предотвращения незаконного присвоения храмовых средств (Kannan, 2013: 115). Однако трудно (даже невозможно) представить, что британцев хоть сколько-нибудь заботил этот факт. Скорее, их заботило отсутствие у них самих возможности присваивать эти самые средства, отсутствие доступа к доходам и сокровищам храмов, которые они воспринимали как еще один вид кормушки. Никто не знает, сколько ценных вещей из храмовых сокровищниц нашло приют в британских карманах. Как «законно», так и незаконно. Хотя в вопросы богослужения они благоразумно старались не вмешиваться, чтобы не настраивать против себя массы верующих людей.

А. Аппадурей отметил несколько важных особенностей в отношениях британцев с храмами. Во-первых, британцы никогда не использовали храмы для установления или расширения своей