его теле – не хотела думать о том, как близко мы оба шагнули к Иному миру. Не сегодня. Может, никогда. Его руки обхватили мою талию. – Потому что, любовь моя, именно в этой комнате на нас меньше всего одежды, а сейчас это то, что нужно.

Я прильнула к нему, обвив руки вокруг его шеи, и поцеловала, когда он стащил мою промокшую рубашку через голову. Целовала снова и снова, пока он нежно промывал мои раны, оставляя поцелуи возле каждой. Я стирала капельки крови с его ушей, волос, ногтей. Он потянул вниз мои штаны.

– Это идет в костер, – засмеялся он, когда я расстегнула толстый кожаный ремень на его талии.

Вместе мы опустились в большую ванну с горячими камнями на дне. Тепло воды прогнало из тела боль. Нежные прикосновения мужа вытеснили из сердца страх потерять его.

Мы продержались лишь до тех пор, пока с наших тел не стерлись последние следы крови.

С горячим блеском в глазах Вален подхватил меня на руки и отнес в опочивальню. Он притянул меня в свои объятия и не отрывал взгляда от моих глаз, пока сплетались наши тела.

Он двигался нежно. Его рот прижался к изгибу моей шеи, и мое имя шепотом рвалось с его губ. Я старалась не задеть раны, но прижимала его ближе и ближе, не в силах насытиться им.

Мы были истощены и полны сил, сломлены и целы.

Я не могла вспомнить, когда его прикосновения, его поцелуи, его тело любили так сильно и сладко, как сейчас.

* * *

Вален крепко спал. Я провела пальцами по беспокойной морщинке между его бровями, затем медленно высвободилась из-под его руки, перекинутой через мою талию.

В шкафах было полно платьев, рубашек и плащей бывших супруг Колдера. Я поспешила переодеться в большеватое шерстяное платье, подвязав его на поясе замысловатым шарфом, вышитым серебряной нитью. Вымывшись, получив дозу любви и объятий от Валена и отогревшись, я больше не могла игнорировать тянущий голод. Когда Вален проснется, тоже захочет есть.

Я шла по знакомым залам и все равно чувствовала себя в них чужой.

Придется привыкать.

По дороге на кухню я прошла мимо нескольких эттанцев, одетых как крепостные. Они стояли у стен и беззаботно смеялись. Некоторые пили эль из изогнутых рогов.

При виде меня большинство из них застыли, словно я могла отправить их работать, но, когда я приветственно склонила голову, они ответили тем же.

– Мы всегда будем в долгу перед вами, леди Элиза, – подошла ко мне одна женщина.

– Не стоит, – в горле собрался комок, – эта победа принадлежит многим.

Ее глаза потемнели.

– Простите за прямоту, но вы потеряли всех своих кровных родственников в этой войне. Должно быть, это больно.

– Я не теряла свою семью, – улыбнулась я. – Я нашла ее.

В кухонных коридорах было темно, горели всего несколько свечей. Я мягко открыла дверь, стараясь не разбудить никого, кто мог спать поблизости, и проскользнула в теплую кухню.

– Тоже не можешь уснуть?

Я вздрогнула и ударилась спиной о дверь.

– Вы меня напугали.

Лилианна сидела за столом, потягивая напиток из глиняной чашки. Перед ней лежала разделочная доска.

– Извини. Мне нужно было встать и походить. Боюсь, после многовекового сна я еще долго не смогу сидеть на месте без движения, – она указала на деревянный табурет рядом с собой. – Присоединишься ко мне? Любишь чай с гвоздикой?

– Я на нем выросла.

Настоящий тиморский напиток. Ни один чайник не заваривался без насыщенных специй.

Лилианна налила мне чашку и похлопала по табурету. Как получилось, что после всех бесчисленных рассказов, которые я читала об этой женщине, я теперь могу сидеть и говорить с ней лицом к лицу? Иногда мне казалось, что я знаю ее большую часть своей жизни, но в некоторых моментах она оставалась для меня незнакомкой.

– Элиза, – Лилианна произнесла мое имя так, будто перекатывала его во рту, пробуя на вкус. – Мне сказали, что ты тезка Элизея.

– Да, – щеки у меня запылали. – Он мой прадед.

Я ждала, что она посмотрит на меня с оттенком презрения, но Лилианна улыбнулась через край своей чашки.

– Это такое облегчение – знать, что после него осталось что-то прекрасное, – она опустила чашку, глядя на чай. – Я вижу по глазам, что ты стыдишься, но не стоит. Элизея поглотила ревность и алчность. Но когда-то он был добрым, смелым, даже забавным. Когда-то он был хорошим другом. Ты взяла лучшие качества этого человека, который сбился с пути. Ты спасла мою семью.

– Нет, – я покачала головой. – Это Вален, Сол и Херья. Это они были стойкими.

Она усмехнулась. У Лилианны было молодое лицо, лишь несколько морщинок возле глаз выдавали частые улыбки и смех. Ее волосы были длинными, как у меня, в них было больше огня, чем льда, но голубые глаза у нас сияли одинаковым цветом.

– Когда родился Вален, я встретила свою дорогую подругу Грету. Она приплыла из Западных королевств, чтобы доставить нам подарок. Сначала я подумала, что это не столько дар, сколько проклятие. Она говорила о грядущих страданиях, предупреждала, что Этта не останется свободной. Когда люди Элизея проникли в наши дворы, а те, кто был верен, обратились против нас, я вспомнила ее предупреждения. Мы сражались, не подумай. Мы сражались, чтобы сдержать налетчиков. Мы многих потеряли, но, когда Арвад и мои сыновья попали в плен, я больше не могла отрицать ее предсказаний. Моя семья не найдет мира, пока кровь наследников не исцелит разделенные земли. Наследников обеих разделенных земель, – Лилианна фыркнула от смеха в свою чашку. – Не лучшее утешение для меня. В то время любая мысль о наследниках Элизея вызывала во мне ярость.

Я хмыкнула и уставилась на свои руки. Ее ладонь опустилась на мою, и я забыла, как дышать.

– Но это была ты, – сказала она. – Грета видела тебя. Мои дети были стойкими, это правда. Они пережили больше, чем кто-либо, но не умаляй той роли, которую в войне сыграла ты. Я знаю, что ты сделала, Элиза. Я знаю, какой выбор, какая храбрость, какая любовь требовалась от тебя, чтобы прорваться сквозь проклятия Греты. Вален не стал бы тем человеком, которым он стал, без тебя. А Сол и Херья все еще были бы потеряны.

Я слегка повернулась, чтобы смотреть ей в лицо.

– Вы знали, какими будут их проклятия?

– Нет, – ее улыбка померкла. – Я была вынуждена довериться Грете и молиться, чтобы она была очень осторожна в своих словах, поскольку именно Элизею предстояло выбирать, как проклянут каждого из моих детей. Но она