и не могу даже содрогнуться. Так себя чувствовать я стал последний месяц-полтора. То есть это было не всегда. А сейчас словно тупик какой-то.

Она внимательно слушала меня. То, как она не отводила от меня взгляда, напряжённо пыталась уловить каждое моё слово и неосознанно копировала мои жесты, на меня действовало успокаивающе. Её пальцы, чуть сжавшись, покоились на её коленях, будто вот-вот готовые кинуться спасать падающего в пропасть человека.

Она ответила:

— У меня такое было. Знаешь, что я сделала?

— Что?

— Я вспоминала, с кем я довольно близко общалась десять лет назад. Важно, чтобы тот человек к настоящему времени уже исчез из твоей жизни. Так вот, я просто начала искать его. Выбор пал на моего друга из соседнего двора, Армана. Я прошерстила соседей, телефонные книги, соцсети. Наконец я нашла его, мы с ним целый день переписывались. Потом снова друг о друге забыли. Но в том разговоре он произнёс фразу, которую я запомнила на всю жизнь. Разговор зашёл о Древней Греции, и он невзначай процитировал Сократа: «Заговори, и я тебя увижу». Всю следующую неделю я думала об этом изречении и потом вдруг поняла, что мне нужно стараться больше заявлять о себе, «говорить», чтобы «меня увидели». И знаешь что? Я решила побороть свой страх и сыграла роль в университетской театральной постановке.

— Именно так мы и познакомились. Я сразу запал на тебя, как только кулисы раздвинулись! Сидел с друзьями в первых рядах, — подхватил я.

— Ага, — и мы оба засмеялись.

— Так вот, — продолжала она. — Мой тебе совет. Если хочешь выбраться из тупика, сделай несколько шагов назад, вернись в прошлое. Пообщайся со своим старым знакомым, и ты найдёшь разгадку, ты должен будешь найти некую подсказку. Это должно сработать.

— Интересная идея, спасибо, — ответил я, призадумавшись.

Мы взглянули друг на друга и крепко обнялись.

* * *

Учитель зашёл в кабинет. Это был специальный класс для одарённых детей. Урок начался, и все ученики действительно показывали высокую эрудицию и находчивость. Кроме одного мальчика. Он угрюмо сидел за последней партой и всё отмалчивался, глядя куда-то в потолок.

Когда учитель начал спрашивать у каждого, какова их цель в жизни, все как один отвечали: «Я хочу изменить мир». А тот мальчик продолжал молчать. Тогда учитель подошёл прямо к нему и сказал:

«А ты? Разве ты не хочешь изменить мир?»

Мальчик отрицательно покачал головой, и все дети начали над ним смеяться. Дождавшись, когда гул стихнет, он ответил:

«Я не хочу изменить мир. Я хочу его построить заново. С нуля».

Через полгода его исключили из школы за плохую успеваемость.

* * *

Притча о футболке

Жил-был молодой парень по имени Мартин. Однажды он сказал себе: «Я хочу найти футболку такого цвета, который бы идеально мне подходил». И начал он пробовать надевать футболки разного цвета. Сначала он купил красную футболку, походил в ней два месяца и понял, что красный цвет не его: чересчур выделяющийся. Потом купил зелёную футболку. Походил два месяца в зелёной футболке — не подходит: когда он лежит на траве, его не видно. Затем он решил испробовать белую футболку — тоже не то: она легко пачкается.

А пока он менял все эти футболки, друзья Мартина наблюдали за ним и восхищались: «Какой же Мартин креативный и открытый человек! Никогда не стоит на месте!».

И вот однажды Мартин примерил синюю футболку, походил в ней два месяца, пять, год! И понял он, что наконец-то нашёл идеальный цвет футболки, и теперь можно всю жизнь носить только синюю футболку.

А друзья тем временем заметили, что Мартин перестал менять цвета своей одежды и постоянно ходит в синем.

— Мартин, ты в последнее время изменился, — сказали они. — Раньше ты был таким интересным, разнообразным. А сейчас будто твоё мировоззрение поменялось, и ты стал ярым консерватором.

— Вы ошибаетесь, ребята, — ответил Мартин. — Я не поменялся. Я каким был, таким и остался. До этого я искал ту футболку, которая бы идеально мне подходила, я находился в поиске. И когда я наконец-то её нашёл, я стал надевать только её. Моё мировоззрение никак не поменялось.

* * *

Он любил повсюду оставлять записки.

Где я их только ни находил: на кухне под раковиной, в спальне под матрасом, на люстре, внутри холодильника.

Его кататоническая шизофрения сопровождалась безудержной любовью ко всевозможным загадкам, словесным парадоксам и ребусам. Все эти сокровенные записки представляли собой тщательно продуманную последовательность, и в каждой из них я читал какие-то странные предложения типа «Шагаю к апельсиновому фюреру».

Поначалу я не мог уяснить, что значат все эти слова, но спустя примерно полгода совместной жизни многое мне стало проясняться. Например, из записки, что я процитировал выше, можно понять, что следующее послание находится в шкафу — достаточно взглянуть на первые буквы каждого слова. Порывшись в нём среди книг, я не обнаружил ничего, что могло бы быть связано с Гитлером, апельсинами или шаганием. Но из скольких букв состоит данная записка? Из двадцати пяти! Тут же я нахожу книгу «25 советов для художника-новичка». Но что дальше? Внутри неё нет никакой записки. Пролистав книгу, я нахожу рисунок апельсина, под которым еле заметно карандашиком было написано «T». Я продолжаю листать книгу и нахожу главу под названием «Художником может стать кто угодно», там же я вижу картину Гитлера «Внутренний двор старой резиденции в Мюнхене», а под ней — ага! — нацарапанная тем же карандашом буква «V». Получается «TV». Тут же я бегу к телевизору, приподнимаю его и нахожу следующую записку!

И в каждой очередной записке новая головоломка, которая сводила меня с ума. Я ночами не спал, топая по залу взад-вперёд, пытаясь отгадать хитроумный замысел этого чудака. А он тем временем храпел в своей комнате, лишь пару раз просыпаясь, чтобы справить нужду и слегка гоготнуть при виде взъерошенного меня. А когда я уходил на работу, он снова приступал к составлению своих загадок.

Вот уже месяц прошёл, как его не стало. Я так и не смог до конца отгадать и найти все его записки, так как они давно уже перешли границу квартиры и теперь разбросаны по всему городу. Да и желания уже совсем нет.

Он был хорошим человеком, никогда не причинявшим никому зла, и я рад, что мне посчастливилось разделить с ним кров, помогать ему адаптироваться в социуме и всячески защищать его. Но болезнь прогрессировала, и ничто уже не могло ему помочь,