Клуфтингер был рад, что все обошлось малой кровью.

Комиссар со Штроблем прибыли в президиум раньше подозреваемого, транспортируемого в мюнхенской машине. Долгий путь они использовали для разработки тактики допроса. Было решено слишком с ним не церемониться и использовать все имеющиеся у них сведения.

К моменту доставки Шёнмангера подтянулся и адвокат.

Узкий круг сотрудников криминальной полиции, работающих над делом, собрался в конференц-зале. В восемнадцать тридцать ввели младшего Шёнмангера в сопровождении адвоката.

— Доктор Вольф, — представился тот, назвав вместо имени ученую степень; Клуфтингер нашел это смехотворным.

— Господа, прошу садиться, — подчеркнуто спокойным и дружелюбным тоном предложил Клуфтингер. — Приступим.

Он начал совещание сухим перечислением фактов, известных полиции, подтверждая их достоверность ссылками на документацию и результаты экспертизы, и видел, как Шёнмангер сникал с каждой минутой. Временами тот переглядывался с адвокатом, который ободряюще кивал ему. «Ну и нервы у этого доктора!» — подумал Клуфтингер.

Закончил он свое выступление словами, обращенными к подозреваемому:

— Как видите, нам известно все. Точнее, почти все, ибо мы не знаем причин, по которым вы убили Вахтера и Лутценберга.

— Минутку, — приступил к своим обязанностям адвокат. — Вы говорите так, будто доказано, что мой клиент является убийцей. Однако это ваши предположения, ни на чем не основанные. Петер, ты не обязан на это отвечать.

— Разумеется, вы не обязаны, — невозмутимо согласился комиссар. — Но все факты говорят за это. С собранными на вас уликами любой суд вынесет обвинительный приговор.

— Все улики у вас только косвенные, а точнее, никаких улик, касающихся убийства. Посмотрим, что решит суд, когда…

— Заткнись, Эгберт, — грубо оборвал адвоката Шёнмангер, и Клуфтингер убедился в правильности выбранной тактики. — Господин комиссар, единственное, что я могу вам сказать: я в жизни никому не причинял зла. По крайней мере физически. Вы должны мне просто поверить.

— Я вам ничего не должен, господин Шёнмангер. И верить на слово не собираюсь. Чистосердечным признанием вы облегчите свою участь. Вы инициировали и провернули с господином Вахтером крупную аферу ради сверхприбыли. А это мошенничество. Что произошло потом? Вахтер захотел больше денег? Или собирался выйти из дела? А Лутценберг? Он напал на след и хотел разоблачить вас? — Клуфтингер вынул из папки фото и положил его перед Шёнмангером. — Этот снимок мы обнаружили в его бумагах. Полагаю, изображенный на нем двор вам знаком? — Он выдержал паузу и повысил тон: — Почему вы убили их, Шёнмангер?!

— Никого я не убивал! — тоже сорвался в крик Петер Шёнмангер. — Мы с Филиппом… мы были друзьями! Я бы никогда ему ничего не сделал! Тем более удавить шнуром! За кого вы меня принимаете?!

Клуфтингер уже изготовился задать следующий вопрос, как вдруг в его голове что-то щелкнуло. Он поднял глаза на коллег. Штробль сглотнул, Хефеле нервно провел рукой по лысине, приглаживая несуществующую шевелюру, Майер с открытым ртом таращился на Шёнмангера. До Клуфтингера дошло — причиной повисшей тишины стали именно адвокат, качавший головой, и его растерянный клиент.

Комиссар откашлялся и нарушил тишину:

— Мы нигде не обнародовали, что Вахтер был убит шнуром от занавесей.

Клуфтингер ограничился одной фразой и многозначительно замолчал, желая придать своим словам большую весомость. Это возымело действие: Шёнмангер побелел как мел, его взгляд остекленел, а губы мелко затряслись.

— Господин Шёнмангер, признайтесь наконец. — Клуфтингер понизил голос, подходя к нему.

Тут вмешался Эгберт Вольф и тоном, резко отличавшимся от прежнего, высокомерного, попросил дать ему возможность переговорить с клиентом наедине.

— Заткнись, Эгберт, просто заткнись, — сказал Шёнмангер упавшим голосом, на секунду прикрыл глаза и обратился к комиссару: — Думаете, с моим отцом просто? Вы так думаете? С его дерьмовой сыродельней, которая ему дороже всего на свете? С его понятиями о предпринимателе «старой закалки», с его «божеством» Генри Фордом, которому он не перестает молиться? Я хотел вырваться из этой затхлости. Хотел самостоятельности, а не считаться вечным «юниором», которому его старик спускает указания. Я учился бизнесу, у меня университетское образование. Мои сокурсники разъезжают по всему миру и делают деньги, а я у отца на побегушках, наемный работник на смехотворном окладе. Потом, когда дела стали плохи, вообще перестал платить. А дальше — он пригласил Вахтера. И тут я понял: это мой шанс доказать старику, чего я стою и как надо вести бизнес. Как делать прибыль, огромную прибыль.

И снова вмешался Вольф:

— Петер, молчи, ты не должен ничего говорить!

— Отвяжись, хитрая лиса! Беги лучше к старику, пусть он тобой попользуется! От тебя толку ноль, ты всегда мог только загребать деньги!

Адвокат тяжело засопел, пытаясь вернуть самообладание. Шёнмангер, у которого еще недавно на все был готов ответ, теперь разрывался между яростью и отчаянием.

— Так господина защитника отпускаем? — деловито осведомился Майер.

— Мне без разницы. Хочет, пусть все слушает, добрый друг моего отца. — Шёнмангер, набычившись, развернулся к адвокату, как боксер, который дерется из одного упрямства.

С Эгберта Вольфа тоже слетела спесь, он больше не выглядел преуспевающим юристом.

Клуфтингер видел: боксер уже шатается и повисает на канатах ринга. Скоро он будет отсчитывать над ним секунды, так или иначе, нокаут предрешен. В ближайшие полчаса молодой предприниматель сделает признание в двойном убийстве — чутье еще ни разу не подводило Клуфтингера. Не надо его подгонять, пусть продолжает исповедь.

— Я по-прежнему занимался бухгалтерией за двенадцать тысяч евро в месяц! — снова заговорил Шёнмангер, уставясь взглядом в пол. — Мой отец считал, что я должен начать обучение с нуля, прежде чем стану его заместителем.

Вахтер поначалу держался замкнуто и сдержанно. Меня он к себе не подпускал. Он тогда разрабатывал для нас новые натуральные ароматы, которые в конце восьмидесятых хорошо продавались. Отец был им доволен, ведь Вахтер вытащил нас из ямы. А кроме того, эти разработки не противоречили его собственным требованиям к соблюдению рецептуры, ведь все добавки в сырах являлись «натуральными». Постепенно Вахтер начал держаться свободнее, и мне стало понятно, что он тоже любит денежки. Я навел о нем справки. Ведь ясно же как божий день, работа у нас, несмотря на высокое жалованье, не могла принести ему удовлетворение.

В один прекрасный день он зашел ко мне и рассказал все о малокалорийных сырах с искусственными ароматами, идентичными натуральным. А пришел он именно ко мне, поскольку прекрасно понимал, что к старику с этим и соваться не стоит. Это еще не стало полноценной линейкой, но Вахтер уже добился хорошего вкуса и хорошей консистенции при жирности всего в десять процентов. Правда, пришлось эти сыры нашпиговать химией. Отец такое никогда не пропустил бы…