— Карл? Ты не доверяешь своему заместителю?

— Я не знаю, кому могу доверять. — Задумавшись, я смотрел на катер, который как раз проплыл под мостом. На крыше кабины загорали белокожие мужчина и женщина. — Нет, пожалуй, как раз Карлу я доверяю.

— Вот и славно. Тогда мы возвращаемся в Ньюмаркет и спасаем твой ресторан. Но о нашем возвращении заранее мы никому не скажем, даже Карлу.

Каролина взяла альт с собой на прогулку по берегу реки, тогда как я с мобильником остался за столиком под березой. Я слышал, что она играет, пока звонил матери, чтобы убедиться, что у нее все хорошо, а потом в Столичную полицию, точнее в Специальную службу.

— Могу я поговорить с детективом-инспектором Тернером? — спросил я.

— Оставайтесь на линии, — ответил мне женский голос. Командным тоном. После паузы я услышал: — Детектив-инспектор Тернер свободен от службы до двух часов дня.

Я оставил сообщение с просьбой сразу же перезвонить мне. По срочному делу. Мне пообещали, что мое сообщение обязательно ему передадут. Я задался вопросом: а может, переговорить с кем-то еще? Но детектив-инспектор Тернер меня знал, а потому не отмахнулся бы от моей информации.

Каролина еще минут сорок ходила вдоль берега и играла, а потом вернулась, раскрасневшаяся, улыбающаяся, счастливая.

— Как же мне хорошо. — Она села, а я завистью посмотрел на альт. Очень уж мне хотелось, чтобы именно моими стараниями Каролина пришла в такое благостное настроение.

— Разве тебе не нужны ноты? — спросил я.

— Нет, для этого произведения — нет. Я слишком хорошо его знаю. Просто хотела убедиться, что мои пальцы помнят его, как и голова.

— Я думал, оркестранты всегда пользуются нотами. Перед ними всегда стоят пюпитры, я их видел.

— Да, мы ими пользуемся. Но солисты обычно обходятся без них, да и вообще ноты скорее шпаргалка, которая нужна на всякий пожарный случай, чем необходимость. — Она с такой нежностью уложила альт в футляр. — Останемся здесь на ленч?

— Нет. Я бы предпочел уехать. Уже прошло больше часа с того момента, как я первый раз воспользовался мобильником, так что нам пора двигаться дальше. — А еще я подумал, что здешняя еда выглядела очень уж неаппетитной.

— Кто-то может определить местонахождение человека по звонку с его мобильника? — спросила она.

— Я знаю, что полиция может, — ответил я. — Такая информация есть у сотового оператора. Я слышал об этом по телевизору. Не хочу рисковать, на случай, если Комаров платит кому-то в телефонной компании.

— Ты хочешь вернуться в Ньюмаркет? — спросила Каролина.

— Да и нет. Разумеется, я хочу вернуться в «Торбу» и снять все проблемы, но, должен признать, боюсь.

— Ехать тебе необязательно, знаешь ли.

— Не могу же я прятаться вечно. Все равно возвращаться придется. Я оставил сообщение для сотрудника Специальной службы. Когда он мне позвонит, я ему все расскажу и попрошу о защите. Все будет хорошо.

На ленч мы остановились к северу от Оксфорда, выбрали столик на открытой веранде паба под ярко-красным солнцезащитным зонтом, и наш очень вкусный суп с брокколи из зеленого вдруг стал розовым. Чем ближе мы подъезжали к Ньюмаркету, тем больше я нервничал, а когда прибыли в город, около шести часов, почувствовал себя совершенно потерянным, как вытащенная из воды рыба. От моего дома остались только закопченные стены да куча золы, мимо которых я медленно проехал вперед и назад, давая Каролине возможность хорошенько рассмотреть пепелище.

— Ох, Макс! — вырвалось у нее после второго захода. — Мне так жаль.

— Я всегда могу его отстроить, — ответил я.

Но этот маленький коттедж был единственным домом, который принадлежал мне, и я ясно и отчетливо помнил радостное волнение, которое испытывал тем июльским днем, почти шесть лет тому назад, когда въехал в коттедж, заглядывал во все шкафы и буфеты, слушал звуки, которые, охлаждаясь, издавал дом, нагретый за день солнечными лучами. Его построили из местного камня в конце восемнадцатого столетия, и, хотя право собственности принадлежало мне, я всегда рассматривал себя временным жильцом в бесконечной жизни этого дома. Но теперь жизнь эту оборвали пожаром. Здесь произошло убийство, не человеческого существа, но все равно члена моей семьи. От дома остался молчаливый труп. Вернулась бы его душа после восстановления? Может, пришло время, погоревав об утрате, двинуться дальше?

— И где мы сегодня будем спать? — спросила Каролина, когда я наконец уехал от пожарища.

— Помнишь, как в самом начале, приглашая тебя в Ньюмаркет, я обещал тебе ночь в отеле «Бедфорд лодж»? Тогда наши планы порушила автомобильная авария. Так вот, дорогая, теперь ты все-таки проведешь ночь в лучшем отеле Ньюмаркета.

— Для меня это честь.

— Только постарайся не привыкнуть к тамошней роскоши. Номер у них только на эту ночь. На завтра все занято.

— Завтра вечером я должна быть в Лондоне.

Я этого не забыл.

Сказать, что Карл обрадовался моему появлению, — значит ничего не сказать. Он буквально заплакал, когда я вошел на кухню «Торбы» в семь часов вечера.

— Слава богу! — воскликнул он.

— Пользы от меня будет немного. — Я постучал по гипсу на правой руке.

— А что с тобой случилось? — Его плечи поникли. Радость быстро сменилась разочарованием.

— Упал и сломал кисть. Глупо, конечно. Но я все-таки смогу хоть немного помочь.

— Хорошо. — Толика радости возвратилась.

Я не могу сказать, что обстановка на кухне вернулась в нормальное русло, но с семьюдесятью двумя заказами мы справились. Я решил не выходить в обеденный зал, потому что не хотел, чтобы меня увидели посетители. Сотрудники, само собой, видели, но я попросил их никому об этом не говорить. Показал гипс и объяснил, что врач запретил мне появляться на работе и я не хочу, чтобы ему стало известно о моем непослушании. Они многозначительно улыбались мне и обещали хранить сей факт в секрете. Но мог ли я им в этом доверять?

Наконец запарка закончилась, и у нас появилась возможность присесть. Прошло почти две недели с того дня, когда я так интенсивно трудился, поэтому сил у меня практически не осталось. Я просто плюхнулся на стул в своем кабинете.

— Даже не представляла себе, что на кухне так жарко, — призналась Каролина.

Весь вечер она постоянно что-то с себя снимала, пока не подошла к предельной черте: если б сняла что-то еще, перешагнула бы рамки приличия. Маргарита, громкоголосая повариха дальней родственницы моей матери, моя первая учительница по части готовки, обычно стояла у плиты в трусах под белым халатом из тонкой хлопчатобумажной ткани, какие носят врачи.

— Тебе бы попасть на кухню в жаркий июньский день.

Карл вошел в кабинет с тремя стаканами пива, которые принес из бара.