А в Мехико уже не выходил на поле, но нервничал не меньше, может, и больше, правда, не выпускал свои волнения изнутри, напротив, старался как мог поддержать ребят, поднять настроение, успокоить. Хлопотал вокруг них как наседка. Он-то в этой шкуре бывал не раз, как было не понять ребят в осознании своей чрезвычайной ответственности, да еще раздутой привычными накачками по-советски. Как было не ощутить себя на месте Валентина Афонина, который за нелепую, но решающую, обернувшуюся голом оплошность (прекратил борьбу, когда показалось, что мяч вышел за лицевую линию) получил на орехи тут же после обидного поражения (0:1) в четвертьфинале от Уругвая.

Яшин, сам в 1962 году поставленный в позу виноватого, после начальственной истерики, обрушенной на голову бедного Афонина, заснуть не мог. Был уверен, что тот тоже не спит и глубокой ночью постучался к нему в номер с бутылкой водки. Лев Иванович был единственный, кто пытался встряхнуть, ободрить человека, избранного козлом отпущения. Ему суждено было страдать не только за себя – и за других штрафников жестокого мира футбола.

Сами видите, футбольная магистраль, по которой двигался Яшин, не была гладкой и ровной наподобие немецкого автобана, изобиловала рытвинами и ямами, как и полагается российским дорогам. Помимо злополучных матчей да злокозненных нападок, и другие беды не обходили его стороной. Яшин вовсе не отличался богатырским здоровьем, годами страдал от язвы двенадцатиперстной кишки, да и сердце иногда пошаливало. Отменная тренированность, постоянная мышечная готовность еще с довоенного детства, когда только и делал, что бегал, прыгал, скакал, взбирался на деревья, во что только ни играл, уберегли от распространенных футбольных травм типа растяжений и разрывов мышц, менисков и вывихов, больше свойственных, как полагал Яшин, выходцам из ухоженных дворов, еще и прохлаждающимся на тренировках. Но отчаянная смелость в ожесточенных противоборствах не могла уберечь его от шести сотрясений мозга с потерей сознания, когда приходилось покидать поле на носилках, а уж ушибов, кровоподтеков, трещин, переломов было не сосчитать.

Валентине Тимофеевне до сих пор кажется, что не прошли даром бесконечные падения не столько в матчах, сколько на тренировках, и удары мяча, которые приходилось принимать на живот, хотя Лев успокаивал ее, что принимал на руки и старательно при этом демонстрировал свой мощный пресс: «Его и пуля не пробьет». Но недаром Валентина всего единственный раз посетила тренировку мужа и ушла в слезах, а больше видеть безжалостное истязание родного человека перекрестными убойными ударами с самых близких расстояний оказалась не в силах.

Беззащитность совсем незнакомых, даже иностранных голкиперов, распластанных в ногах у яростных форвардов или под грудой навалившихся тел, всегда приводила ее в отчаяние. Она не могла избавиться от ощущения жестокости и опасности дела, которым занимается муж. Знатоки и не особенно это ощущение оспаривали, но, увы, постфактум, когда помочь уже было нельзя: да, его тело получало такие перегрузки, что внутренние органы стали сбоить.

Сложилось впечатление, что все свои долгие годы в футболе Яшин не переставал быть пациентом спортивных врачей. Не говоря уже о том, что из-за проклятой язвы вынужден был терпеть боли, сидеть то на диете, то на лекарствах, медикам и ему самому приходилось постоянно сталкиваться с очень сильным, более заметным, чем у других, предматчевым волнением, придумывать, как снимать эмоциональное напряжение. На него хорошо действовали и были прописаны прогулки по лесу да рыбалка, если, конечно, представлялась возможность. В любую поездку брал с собой снасти. Отправляясь за рубеж, тут же начинал искать в незнакомом городе какой-нибудь водоем поблизости от гостиницы.

Успешно отвлекали его от тяжких предыгровых дум и всякие юморные истории, шуточные стихи, дворовые и так называемые блатные песенки, вроде тех, что вспоминают со слов дедушек и бабушек участники популярной телепередачи «В нашу гавань заходили корабли». Знаменитый спортивный врач Олег Белаковский, когда работал с футбольной сборной, специально травил ему всякие байки. Лева очень любил и всегда просил его напеть песенку «Маруся отравилась», начинал хохотать с первой строфы:

Мотор колеса крутит,

Кругом бежит Москва.

Маруся в анституте

Селкифасовскова.

Яшину и самому по себе, и при помощи таких успокоительных ухищрений медиков удавалось сбрасывать нервный груз и выходить на матчи, тем более суперважные, неизменно свежим и сосредоточенным. Он был всякий раз готов для сурового сопротивления, при этом совершенно себя не щадил, то извлекая мяч из клубка тел, то бесстрашно кидаясь в ноги головой вперед, как его учили, а не ногами, как позже стало принято.

В олимпийском Мельбурне блестяще сыгранный полуфинал с болгарами закончил с травмой плечевого сустава, по всем признакам не должен был выходить на финал с Югославией, но затверженно повторял: «Играть буду!» Постарались, конечно, врачи – сделали блокаду, перед игрой наложили тугую повязку. А Гавриил Дмитриевич Качалин по Левиной решимости понял: не подведет. И не подвел.

На чемпионате мира 1958 года получил в стартовом матче с Англией такой удар ногой по голове, что впору было отправлять в клинику, а он, еле придя в чувство, отбивал мяч за мячом, стойко держался и в следующих встречах, а в переигровке за выход в четвертьфинал с теми же англичанами ему опять так досталось от бесцеремонных британских силовиков, он был настолько измучен, что на какой-то миг потерял ощущение реальности и спросил: «Мы выиграли?»

За три дня до незабываемого матча 1963 года на Кубок Европы в Риме у Яшина подскочила температура почти до сорока. Докторам удалось сбить жестокую простуду, а ослабевший от нее больной на утренней разминке в день игры вел себя как ни в чем не бывало и первыми же движениями убедил Константина Ивановича Бескова в своей готовности, чтобы вечером в игре творить просто-напросто чудеса.

Таких исцелений, достигнутых, возможно, больше силой воли, чем хлопотами врачей, и накануне матчей, и во время самих игр (а замены тогда не разрешались), набралось у Яшина как ни у кого другого, но все эти акты мужества по сумме своей зашкалили, видимо, за разумную черту и аукнулись в будущем серьезными проблемами для организма.

В подобных случаях неизбежен вопрос: ради чего гробилось здоровье? Сколько существует спорт высших достижений, столько времени об этом спорят, а сейчас, в связи с темой допинга, особенно. Охотно поливают и прежнюю власть, выпивавшую из чемпионов и рекордсменов все соки ради победоносного доказательства наших социальных и национальных преимуществ. Она, власть, конечно, не пеклась о последствиях для их здоровья, а самим молодым людям и в голову не приходило задумываться об этом, загадывать наперед. И не ради денег корячились, да и какие это были деньги – сущие гроши, которые и сравнивать не приходится с заработками самых захудалых игроков сегодняшнего дня.

В системе координат футболистов 50-х, разумеется, находилось место и для забот о хлебе насущном, были среди них и финансово озабоченные, и коммерческие гении, но футбол, мяч, престиж страны, клуба, да и свой собственный, как правило, заслонял остальные мотивы. Однако и при таком соотношении стимулов окружающие только дивились бескорыстию Яшина.