- А ты изначально задумывал его просто рестораном для уютных бесед? – как бы невзначай спросил Дегатти. – Или все-таки планировалось нечто большее?

- Я не бушук, - ухмыльнулся Янгфанхофен. – У меня все честно: заказываешь пиццу – получаешь пиццу. Без подвохов, за что заплатил – то и получил. Налить еще чего-нибудь? Или еще одну историю?

- Валяй, - посмотрел на него сквозь стакан рома Дегатти. – Что у тебя там еще есть?

- Много чего. Есть, например, одна очень-очень старая история... про любовь.

- Снова?..

- Что я могу сказать? Мне нравятся истории про любовь.

- Ничего себе ты сентиментальный, Янгфанхофен, - хмыкнул Бельзедор. – По тебе так и не скажешь.

- Зря, кстати, - спокойно возразил старый гохеррим. – Во мне живет нежная душа поэта.

- Возможно, даже и не одна, - покосился на его тесак Дегатти. – О ком история?

- О Таштарагисе. Тех временах, когда он еще не был демоном, а был только Всерушителем-великаном. О том, как он влюбился в одну красавицу-великаншу...

- Погоди-погоди, - перебил Дегатти. – Я знаю эту историю. Ее почти все знают. Я еще в детстве пьесу смотрел.

- Вы знаете тот миф, в который эта история превратилась, - возразил Янгфанхофен. – Сокращенную и урезанную сказку. А хочешь послушать правдивую версию от очевидца тех событий?

- Очевидца?.. А тебе сколько вообще лет, Янгфанхофен? – спросил Бельзедор.

- Тридцать тысяч пятьсот тридцать четыре.

- Ничего себе. Я думал, ты моложе.

- Нет, я один из старейших жителей Паргорона. И в те времена я уже был демоном в возрасте, заметь. Хотя и было это давным-давно, в конце эпохи Легенд. В мире, который тогда еще не назывался Парифатом...

13966 год до Н.Э., Парифат, Великания.

Его голос был прекрасен. На синеватом горле хримтурса чуть подрагивал кадык – а с уст срывались слова серенады. Таштарагис, величайший из инеистых великанов, стоял на одном колене – и воспевал красоту Грандиды, юной великанши из людогоров.

Она была великолепна. Семидесяти локтей ростом, необычайно высокая даже для Всерушительницы, Грандида обладала идеально круглым ликом, обрамленным толстыми пшеничными косами. Яркие глаза-сапфиры, полные губы цвета спелой вишни, а уж фигура!.. Ее бедра и грудь могли свести с ума кого угодно!

Она шла среди гор – и сама была как гора. Такая же величавая, с гигантским молотом на длинной ручке и громадной глыбой за спиной. Земля дрожала от ее шагов.

Таштарагис рядом с Грандидой казался плюгавым. Но рядом с ней все казались плюгавыми. Даже перворожденные хтоники вроде него.

И он уже полтора года был влюблен в эту огромную красавицу.

Великаны неторопливы. Некуда им торопиться, бессмертным. Особенно перворожденным, в чьих жилах бурлит всемогущий Хаос. Первому поколению. Таштарагис родился на свет больше двадцати тысяч лет назад – но вовсе не чувствовал себя стариком.

Стократный отец и предок бессчетных поколений, генерал и владыка всех хримтурсов был тем, кому не приходится долго ухаживать. Молодые великанши склонялись к его ногам, как травинки в сильный ветер. Его могучие руки обняли столько красавиц, что Таштарагис давно сбился со счету. Именно благодаря ему хримтурсы сейчас – самое многочисленное из великаньих племен.

Их было четверо, перворожденных. Малигнитатис и другие Первозданные оплодотворили сам Хаос – и породили себе верных могучих слуг. Куда более сильных и преданных, чем Низшие, эти тупые уроды, ходячие комки мяса.

Но и из них четверых Таштарагис считал себя лучшим.

Хиротарос, генерал и владыка муспеллов, хил и не мужественен. Он дал многочисленное потомство, но не столь многочисленное, как Таштарагис.

Дормадос, генерал и владыка людогоров, глуп, жирен и несносен. Он тоже породил множество детей, но их даже меньше, чем у Хиротароса.

Что же до... о Хаос, как же его звали?.. Был же четвертый... генерал и владыка йотунов... у него тоже было какое-то имя...

Таштарагис забыл. Их четвертый брат погиб слишком давно. Он успел размножиться, и в мире сейчас немало йотунов, каменных великанов... но сам он сгинул столько лет назад, что его имя стерлось из памяти.

Великаново племя старо. Очень старо. Настолько старо, что успело измельчать. Двадцать тысяч лет минуло, десятки поколений сменились – и каждое следующее поколение было чуть мельче и слабее.

У хтоников иначе и не бывает. Те, что рождены непосредственно Хаосом – это всегда чудовища колоссальной мощи. Исполины, от которых в страхе бегут даже боги.

Но их дети уже мельче. Уже слабее. Уже не так впечатляют. Даже сильнейшие из них в лучшем случае равны богам, а большинство – заметно уступает.

Сыновья сыновей еще мельче, еще слабее. А внуки внуков – это совсем ничтожества. Проходит всего несколько поколений – и потомки Всерушителей утрачивают бессмертие, утрачивают хтоническую мощь. Становятся обычными смертными.

Так случилось и с великанами. Поколение за поколением они хирели, пока не стали вдвое меньше своих предков. Пока очередное поколение не начало стареть. Очень медленно, но все же.

Последний бессмертный великан появился на свет две тысячи лет назад. Двое из первородных, Дормадос и Гильдегранда, сошлись в последний раз и породили красавицу-дочь – Грандиду. Деву невиданных достоинств, великаншу из великанш.

Но других с тех пор на свет не являлось. Войны с богами, титанами, морградантами, Низшими и друг с другом сильно проредили Всерушителей. А когда разгневанные боги прокляли великанов, бессмертные среди них перестали рождаться окончательно.

Именно поэтому Таштарагис влюбился в Грандиду. Она последняя. Самая молодая из бессмертных великанш. Все последующие – просто смертные карлицы, что редко достигают даже сорока локтей.

- Так, стой, погоди-ка, - перебил Дегатти. – Я в первый раз не обратил внимания, но почему великаны измеряют длину в человеческих локтях? Это же явно человеческие, а не великанские.

- Великаны, разумеется, измеряли длину в чем-то другом, - терпеливо ответил Янгфанхофен. – Но вы-то этих их единиц не знаете. Мне все равно придется расшифровывать, сколько это будет по-вашему. Вот я и перевожу сразу же, чтоб было понятнее.

- А, ясно...

- И вообще, Дегатти, почему ты такой нудный? Сидишь тут, пьешь задарма, и только и ищешь, на чем бы меня подловить.

- У тебя все пьют задарма! – возмутился Дегатти. – И раньше ты никого этим не попрекал!

- Ну вот ты первый, кого я этим попрекнул. Захотелось что-то.

И Грандида не только самая молодая, но и самая прекрасная. Поэтому Таштарагис пел сейчас ей серенаду.