Спарк бросилась к одному из тюков и зарылась в него, как собака, вспомнившая о припрятанной косточке. Мы оставили ее в каюте и направились на палубу, к носовой ее части.

Пока мы шли, Брэшен знакомил меня с матросами. Они приветливо кивали или улыбались в ответ, не отвлекаясь от своих дел. Килт, Корд, Тван, Хафф, Ант, Йок, Сайпрос… Я запоминал имена, стараясь одновременно запомнить и лица. Ант наше приветствие застало на полпути на верхушку мачты, и мое сердце упало, когда она радостно помахала мне в ответ обеими руками. Трелла это не обрадовало.

– Одна рука – для себя, другая – для корабля! – крикнул он. – Не смей попусту рисковать у меня на корабле! Или отправишься прямиком на дерево, откуда пришла!

– Кэп! – отозвалась та и полезла выше на мачту, словно белка, испугавшаяся собачьего лая.

Трелл закатил глаза:

– Если она доживет до зрелых лет, из нее выйдет отличный матрос. Но она не знает, что такое страх, и это может ее погубить. – Он махнул рукой в сторону Трехога. – Тем, кто вырос там, мачты корабля кажутся невысокими.

Я проследил направление его жеста. И правда, рядом с исполинскими деревьями, на которых расположился Трехог, мачты Совершенного выглядели игрушечными. По качающимся, переплетающимся ветвям спешили толпы людей, словно по улицам обычного многолюдного города. Повсюду виднелись признаки человеческого жилья. Вон вывеска таверны, а вон другая, предлагающая все виды плетения из прутьев. Я слышал, что жители Дождевых чащоб носят вуали, и некоторые прохожие и впрямь скрывали лица, а другие открыто щеголяли чешуей и наростами. Для подъема на верхние ярусы использовалась плетеная корзина, однако многие предпочитали спускаться и подниматься пешком по лестнице, вьющейся вокруг ствола. Тут я спохватился, что засмотрелся на город, а Брэшен ждет меня.

– Ты вырос здесь? – спросил я его.

– Здесь? О нет. Я родился в Удачном, как и все мои предки. Я ведь из старинного и славного торгового семейства. Правда, я в нем паршивая овца и наследство мне не светит. Вот почему я хожу капитаном на живом корабле, вместо того чтобы приумножать семейное состояние.

– Со мной почти та же история, – сказал я. – Пусть Янтарь и зовет меня принцем, мое имя не врет: «Фитц» означает бастард, внебрачный сын. Так что хоть я и Видящий, но никакой не принц.

– Вот как? Что ж, теперь понятно, как ты сделался гребцом на боевом корабле.

Я усмехнулся:

– Да. Бастардов не так берегут, как принцев.

Вот так просто нам с ним удалось поладить.

Мы неспешно брели по палубе в сторону носа. До меня доносились голоса Янтарь, Альтии и корабля, но из-за ветра и городского шума слов мне было не разобрать.

– …так это месть? – расслышал я голос Альтии, когда мы подошли ближе.

– Больше чем месть, – ответила Янтарь. – Надо уничтожить это гнездо жестокости. Стереть с лица земли кружок богатеев, которые с каждым годом все больше предаются жадности и порокам. – И, понизив голос, она произнесла то, что я слышал от нее так часто: – Мы должны стать камнем на дороге, который заставит повозку свернуть на новый путь.

Зрелище они собой представляли престранное. Альтия стояла, опираясь на планшир. Носовое изваяние чуть повернуло голову; нам был виден его профиль, неотличимый от моего в молодости. Янтарь сидела в сложенных чашечкой руках изваяния и беспечно болтала скрещенными у щиколоток ногами в изящных ботиночках над ядовитой водой далеко внизу. Руки ее вольно лежали на больших пальцах Совершенного. Короткие пушистые волосы, выбившиеся из-под вязаной шапочки, обрамляли ее лицо. Пудра и румяна почти скрывали шрамы и чешую, выросшую из-за драконьей крови. В образе Янтарь Шут превращался в весьма очаровательную женщину.

Альтия глухо произнесла:

– Никогда еще ты при мне не говорила с таким чувством, даже когда мы с тобой вместе смотрели в лицо смерти.

Лицо Янтарь исказилось от ненависти.

– Они забрали нашу дочь. Они в ответе за то, что ее не стало.

Мне было больно слышать, какие слова выбрала Янтарь. Понятно, что должны подумать Альтия и Брэшен. Пусть Шут верит сколько угодно, что она наша дочь, но когда он вот так сказал об этом посторонним людям, то разбередил во мне старую рану. «Молли», – яростно подумал я. Она, и никто другой, была матерью Би. Не хочу, чтобы другие думали, будто Янтарь родила Би от меня. Нет, это Молли выносила нашу малышку, Молли растила и защищала ее, когда все думали, что она долго не протянет. Янтарь не имела права взять и вычеркнуть Молли. Злость сжигала меня изнутри, но я вдруг понял, что это не только моя ярость.

– Мой мальчик тоже ушел! – выкрикнул Совершенный, и я ощутил, как волна его гнева и горечь утраты прокатились по всему кораблю. Это они питали мою боль, подливали масла в огонь.

Трелл заговорил успокаивающим тоном:

– С Эйсыном все хорошо, Совершенный. Проказница никогда не допустит, чтобы с ним стряслась беда. Он оставил тебя лишь на время. Он вернется. Ты же сам знаешь.

– Правда? – хрипло спросил Совершенный. – Его нет уже два года! Вернется ли он когда-нибудь? Или Проказница объявит его своим? Он родился здесь, на моей палубе! Он мой! Или я единственный живой корабль, у которого нет семьи? Или я единственный живой корабль без наследника, который станет его капитаном после смерти нынешнего? Потому что, когда брат Альтии затребовал к себе на корабль моего мальчика, он обокрал меня уже второй раз! Кеннитссон тоже мой!

– Это королева Этта не пускает Парагона Кеннитссона к тебе, Уиллоу тут ни при чем.

Голос Альтии звучал напряженно. Чувствовалось, что она уже не в первый раз пытается втолковать это кораблю.

Брэшен расправил плечи и шагнул вперед, явно чтобы примирить их.

– Совершенный, – тихо сказала Янтарь, – друг мой, я чувствую твою боль. Это почти невыносимо. Прошу тебя… – И добавила, едва дыша: – Ты сжал меня слишком сильно. Пожалуйста, поставь меня на палубу.

Я мог только беспомощно стоять и смотреть. При мне было два маленьких ножа под одеждой – нелепое и бесполезное оружие против такого великана. Да и вдруг он швырнет Янтарь в воду, если попытаюсь броситься на него? Я покосился на Брэшена, но тот замер, побледнев, как снег.

Альтия перегнулась через планшир и сказала глубоким, спокойным голосом:

– Раздавив своего друга, ты не вернешь сына Кеннита. Успокойся, кораблик.

Разве кораблю, построенному из драконьего кокона, требуется дыхание? И тем не менее грудь Совершенного вздымалась и опадала, словно у мальчишки, охваченного сильными переживаниями. Глаза его были крепко зажмурены, большие руки, сжимавшие Янтарь, дрожали. Подернутые пеленой глаза Янтарь застыли, невидящий взгляд был направлен не на меня, а в безымянную даль. Лицо ее наливалось кровью из-за того, как сильно сжимал ее корабль. Совершенный прижал руки к груди, наклонился – и я испугался, что он откусит ей голову. Но он полуобернулся назад и поставил ее на палубу. От неожиданности Янтарь не устояла на ногах и упала. Бросившись к ней, Альтия поспешно оттащила ее назад.