Я отложила коврижку и отправилась Наверх. По-новому обставленная комната приятно поразила меня, когда я вошла. Куда бы я ни уехала в будущем, этот дом навсегда останется мне родным. Я подумала: вдруг Собачнику удалось найти мне покрывало или какой-нибудь бархат для диванных подушек?

Но нет, оказалось, что это фартук. Длинный, во весь рост, с мультяшной картинкой лохматой собаки на уровне живота. Я подумала, может, он принес его мне, потому что картинка напомнила ему Уинстона. Я проверила ленты — они все были целые, никаких пятен или пометок. Мне попадались фартуки, которые выглядели, как нижнее белье, слава богу, он не принес мне ничего такого.

Ради смеха я нацепила его и встала напротив зеркала. Что-то было написано ниже собаки витиеватыми буквами. Сначала я этого не заметила. Я попыталась прочесть их по отражению в зеркале: З-А-К-У-С-К-А. Собачник хотел, чтобы у меня под животом было написано: закуска.

— А теперь что ты собираешься делать? — Полл нашла меня в конце сада две минуты спустя, с фартуком и коробком спичек.

— Смотри, — сказала я и чиркнула спичкой. Я поднесла ее к оскорбительному слову. Показалось слабое пламя, потом ткань вспыхнула. Я громко расхохоталась. — И это называется несгораемый? Как его можно носить на кухне? Это просто опасно для здоровья!

— Это тот фартук, что принес Дикки?

— Именно.

— Ты больная, — сказала Полл, — тебя надо отправить в сумасшедший дом.

* * *

— Приходи и живи здесь, — сказала мама в тот вечер. — Если захочешь, я куплю тебе новую мебель и ты обставишь комнату по своему вкусу. Денег у меня хватает. Если хочешь, я куплю тебе компьютер. Переезжай сюда.

— Я не могу.

У нее потемнело лицо.

— Но ты же ненавидишь дом своей бабушки.

— Да, но это мой дом. И я… я не понимаю, что я чувствую.

— Что не понимаешь?

Не понимаю, что чувствую к тебе, чуть не сказала я.

— Ничего не понимаю.

— Да, внезапно оказывается, что нужно так много понять.

Ты не знаешь и половины, подумала я.

* * *

Сначала я сообщила об этом Мэгги.

— Мне нужно ехать, — сказала я.

Мы лущили горох в кухне, а Полл отправилась наверх вздремнуть.

Казалось, Мэгги сразу поняла, что я имела в виду.

— Да, дорогая, я думаю, тебе нужно ехать. Но примут ли они тебя?

— Да. Я прибуду в Оксфорд в следующее воскресенье на Неделю новичков.

— Это когда они показывают все студентам с севера?

— Нет, это неделя размещения приехавших отовсюду новых студентов, когда они устраиваются, приводят в порядок помещение, знакомятся с кураторами.

— Понятно, — Мэгги толкнула меня локтем, — кураторы. Ты будешь знаменитой. Ты и знать не захочешь нас, простолюдинов.

— Не говори глупости.

Горошины падали в чашку, стоявшую между нами, а в окно кухни светили лучи неяркого осеннего солнца.

— Похоже, ты еще не сказала об этом своей бабушке.

— Пока нет.

Мэгги кивнула.

— Но ты ведь скажешь? Ты не уедешь просто так? Потому что ее это очень расстроит. Хотя у меня есть книга, которая, надеюсь, ей поможет.

— Я скажу ей сегодня, когда она проснется.

Мэгги помрачнела.

— На твоем месте я бы приготовила на всякий случай бутылочку «Бейлиз».

К тому времени, как Полл спустилась вниз, горох был почищен, и мы с Мэгги смотрели «Место под солнцем». Боб и Кэрол из Лидса разглядывали домик в итальянской деревне.

— Все это очень хорошо, — проговорила Мэгги, — в этих заграничных местах. Там теплый климат и все такое, но ведь там никто не говорит по-английски. И все они жутко суетятся.

Когда Полл села за стол, чтобы выпить чаю, а Мэгги встала рядом, держа в руке лавандовую воду, я сказала Полл, что на этот раз точно уезжаю.

— Можешь убираться, — фыркнула она, — мы это уже однажды слышали. — Отодвинь голову, я не вижу экран.

Я не пошевелилась.

— Нет, на этот раз я решила твердо.

Она почесала бок и зевнула.

— Ты не способна принимать решения. Ничего ты не сделаешь. У тебя семь пятниц на неделе. Я поверю, когда удостоверюсь собственными глазами.

В этот момент вступила Мэгги:

— Она действительно уезжает, Полл. Она уже купила билет, я видела.

Я изумленно взглянула на нее. Ведь это ложь! Но потом я поняла, что она сказала так, чтобы до Полл дошло: я не шучу.

— Но ты ведь написала им, что не приедешь, разве не так? Твое место уже отдали кому-то другому.

— Нет, я ничего не писала.

Теперь Полл по-настоящему разволновалась.

— У тебя никогда ничего не получится! Ты из породы неудачниц. Неважно, куда ты поедешь, ты не сможешь там приспособиться. Я уверена, что ты вернешься через пару недель, не так ли, Мэгги?

Мэгги молчала.

— А что будет со мной? Я почти слепая, ты же знаешь. Как я буду справляться, когда окончательно ослепну?

— Этого не произойдет. За последние два года твое зрение не ухудшилось. В больнице мне сказали, что дегенерация роговицы не приведет к полной слепоте. Я там была, ты ведь помнишь.

Полл поднялась на ноги, дрожа от гнева.

— Того, кто упрекает свою бабушку во лжи, ждет адский огонь, — торжественно проговорила она, тыча мне пальцем в грудь для большего эффекта.

Я неосмотрительно расхохоталась и, прежде чем успела отстраниться, она с силой залепила мне пощечину. Я была в шоке, я не могла поверить, что она это сделала. Подняв руку, я инстинктивно постаралась стереть ощущение прикосновения ее холодных костлявых пальцев и ослабить боль.

— Господи!

— Знаешь, Полл, — проговорила Мэгги, пытаясь оттащить ее от меня, — я понимаю, это трудно, но есть стадии, которые тебе необходимо пройти. Колебание, сочувствие, просьбы, согласие. Вот как справляются с большой потерей. Это есть в книге, которую я принесла. Сейчас ты находишься на стадии колебаний, что вполне естественно, поскольку для тебя все случившееся является шоком, но потом ты выйдешь из этого состояния и придешь к согласию. По крайней мере, так мне кажется. Не надо сводить счеты с Кэтрин, она делает то, что свойственно всей молодежи. Я выплакала ведра слез, когда уехала Дон. Это природа, птенцы всегда покидают гнездо.

— Я договорюсь о том, чтобы тебе помогали, — сказала я. — Я знаю, что делаю это слишком поздно, — но на первых порах за тобой присмотрит Мэгги. В понедельник придет служащая из социальной помощи. Ты ее знаешь, она прекрасная женщина.

— Это та хромоножка с длинными светлыми волосами? — спросила Мэгги, выпуская рукав Полл. — О, она очень милая, правда? Она знает, что такое быть инвалидом.

Но Полл все еще была в