Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы не спали все эти две мучительных ночи, — с пафосом начал Минеев, — муки выбора между свободой, но голодной, и клеткой, но с миской еды.
— С моего стола, между прочим, — кивнул я.
— Много советов получено в эти дни, много слов сказано. И как ни велик соблазн вольной, мы выбрали служение искусству, а это невозможно без должных условий.
— Короче. Что в итоге?
— Мы остаемся всем оркестром. Если вы придумали новое в технике, то интересны ваши предпочтения в музыке.
— Вернусь, узнаете мои предпочтения. Барабаны вам надо купить или сделать. А пока работайте над тем, что есть.
— Так услышите же гармонию сфер! — Минеев поднял руки со скрипкой вверх, — Вивальди, «Лето».
Мы уезжали под оптимистичные звуки бессмертного творения великого итальянца. На пути остановились на ночлег. Постоялый двор, которых сотни по дорогам, но чистый, и ужин подают. Весьма простые жареные утки. Предполагаю, что добыты сыном хозяйки на ближайших прудах. Но с яблоками получилось вкусно. Для столования имеется общий зал, где разночинный народ ест, чего имеет. Мещанин что-то жует из тряпочки, спрашивает кипятку на запивку, чиновник обошелся кулебякой и чаем, мелкое купечество собралось кружком. Их разговор меня привлек:
— Я вам говорю, своими глазами видел, — настаивал купчина в синей поддевке, похожий на артиста Краморова, только с жидкой бороденкой.
— Ишь, заливаешь, — не верил седой благообразный дед.
— Да вот тебе крест, — он увидел мой интерес и развернулся ко мне, — пуля в самое сердце ударила.
— Это кого? — Поднимаю брови.
— Вестимо, того самого. Графа Зарайского.
— И вы его видели?
— Вот как вас сейчас, ваше благородие.
— И что же было?
— Дело известное. Собрались разбойники со всех концов, и давай стращать его. А тот не боится. Тогда главный выхватил пистоль и в упор стрельнул в самое сердце. В груди дыра, кровищи море брызжет во все стороны. Все думают, вот и карачун нашему графу настал. А тот как засмеется. Глядь, а дыра то зарастает! Прямо у всех на глазах. Только красное пятно и осталось. Теперь, графговорит, чесаться будет. Только глянул на разбойников, а у тех ноги по колено в землю вросли. Глянул еще, по пояс вросли. Как до шеи дошло, пощады запросили. Но граф говорит, вы никого не щадили, так и вам спуску от меня нет. Свистнул, и сгинули самые злые, как и не было. А остальные все на колени бухнулись, обещались по совести жить и его во всем слушаться.
— Думаю, сказка это, — хмыкаю я.
— И, барин, не сказка. Ежели Яшка где и сбрехнул, то малость, для красного словца, — вступился сосед с рыжей аккуратной бородкой, — не он первый говорит. И золота у того графа, как нечистый ворожит. Тут уж я сам дело имел с мужиками тамошними. Так вот, когда граф с дальних стран вернулся, то своих верных слуг наградил. А одаривал так. Становись, говорит, на весы. И кто сколько весил, тому столько золота и дал. Так его крестьяне дома каменные ставят, торговлишку заимели. На базаре как видишь ражего да справного, то непременно зарайский.
— А что граф? Поди, в хоромах царских живет?
— А вот и нет. Живет в старом деревянном доме, хоть и барском. Но это для виду только. Говорят, у него с подполья подземный ход прямо в Америку. И если золото аль серебро кончаются, то ему тотчас оттуда и везут.
— Это, ты брат, загнул. До Америки далеко.
— А кто ж его знает. Так говорят. Остров там есть посреди моря-окияна. А на острове том этого золота зарыто видимо-невидимо. Сколько сможешь, столько и заберешь. Только остров не каждому кажется. И попасть на него мало кто способен. А граф умеет, вот и пользуется. И не всякого с собой берет. Но уже если кто с ним попал, так без денег не останется.
— И много с собой народу берет?
— Этого не знаю. Кто бывал, тот помалкивает. А кто не бывал, так о том мечтает. Да только не пускают.
Тут он прав. Последнее время одолели. Если бы не блок-посты на подходах, всю траву бы повыдергали и съели. Народу идет множество. Разные прожектеры, мелкие чиновники, задолжавшие купцы, крестьяне и паломники. И каждый считает, что если он подольше подождет, по-жалобней попросит да пониже поклонится, то что-нибудь дадут.
Я велел заложить барский дом на Острове, рядом с лабораторией. Там спланирован целый городок. Рыбин сейчас занимается наймом грабарей и строителей. Теперь это моя земля. Остров большой, за ним еще несколько меньших. Высокие сосны и ручьи с родниками. Санаторные условия, если бы не гадюки. Но они в бор не заползают, живут по окраине.
Питер встретил мелким дождиком. Веретенников купил на мое имя дом с мебелью в пригороде, практически на окраине. Лично обещал содержать: «Для престижу, Андрей Георгиевич, очень надо. Они не понимают оригинальности. Всем подавай выезд собственный с шестеркой вороных да дворец. Тогда уважение и почет. А то доходы больше, чем у Юсуповых, а ютитесь в конторе. Не побрезгуйте, выбирал от души. Да и для разговоров приватных подойдет».
Дом мне понравился очень. Два этажа, печное центральное отопление, небольшой сад с вишнями и яблонями, высокий каменный забор со львами на воротных столбах. Прилагался дворник, он же садовник. И кухарка, она же уборщица. Они живут в отдельном флигеле. Их тоже Веретенников подбирал. Сразу поговорил с обоими. Хорошие простые люди. Ужин нам накрыли на веранде в саду. Алена в восторге от всего. Как кошка, обошла все закуточки и комнаты, все осмотрела и замурлыкала.
Пожаловал на новоселье и Михаил Веретенников. Да не просто так. На французском корвете доставлена почта, среди которой письмо от моего побратима доктора Петрова. Пишет он на адрес конторы Лекарственной компании во избежание ненужного стороннего любопытства. «Как принесли, так я сразу к вам» — заглядывает через плечо Михаил Ильич.
Читаю вслух, пропустив приветствия и общие фразы: «Дела завертелись, милый мой братец, как смерч в жаркую погоду. Рудники открыты превосходные. Доля мне досталась изрядная. Но компаньоны мои, Диего с Клаубером, как кошка с собакой — то одно делят, то другое. Я между ними посредник. До сих пор все споры решаю удачно. Но часто за счет своего интереса, что их устраивает. Я не жалуюсь. По местным меркам я богат, да и по русским весьма состоятелен. Живем своим домом. Есть кухарка и дворник.