Янур вдруг вспомнил, как и что говорил, переступив порог его дома Шеддерик та Хенвил. И затосковал от предчувствия, что его мир вновь готов перевернуться с ног на голову: потому что шкиперу Януру хотелось прямо сейчас запереть «Каракатицу», выпроводив всех гостей на улицу, и мчаться опрометью в цитадель. Выяснять, что стало с Темери. И — предупреждать о новой напасти благородного чеора.

Но он сдержался. А гость, видя, что голоса стихли, и хозяин не перебивает его, сел поудобнее, и приготовился продолжить свои речи.

— Рэту, как известно, против воли отдают в жены наместнику. Она не хотела этой свадьбы, и сопротивлялась, как могла. Я точно знаю — она даже попыталась покончить с собой, да только ей помешали…

На этом месте Янур вздохнул чуть легче. Гость все-таки врал. Но с другой стороны, у любого вранья должно быть основание. Иначе никто в него не поверит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Это значит, в цитадели что-то произошло. Среди ночи, правда, никто мальканского трактирщика в оплот ифленской власти не пустит. Но это не повод сидеть без дела.

Нет, это совершенно не повод!

Некоторые гости повернули к ним уже не только головы, но и стулья. Это было плохо, но выгонять «безымянного», не вытянув из него хоть пару честных слов, было бы неправильно, и Янур ждал.

— Это было сегодня утром, — хорошо поставленным трагическим голосом повел рассказ гость. — Она все еще была слаба, но кого это волнует? Когда начался прием, она сидела возле жениха такая бледная, что это было заметно даже от дальнего края стола, где мой знакомый как раз наполнял бокалы гостей. Он клянется, что она отпила лишь глоток и схватилась за шею. Наместник же вскочил и сам принялся ее душить. А потом объявил, что ей просто стало нехорошо, и вынес из зала. Но гости не удивились и не возмутились — конечно, ведь речь идет о мальканке. Будь это одна из их девиц, случился бы скандал, но ведь это всего лишь мальканка. Найдут другую… Мой друг не видел, что было дальше, но слышал разговор двух благородных чеоров, которые видели, как мертвое тело тащат в кабинет наместника… ну что, стоят ли мои новости того, чтобы обратить на них внимание? Или так и будете сидеть тут, попивая свое дрянное вино, когда другие вступаются за честь своей рэты? И своей страны?

Пафоса в этой фразе было столько, что Янур даже поморщился.

А за вино, пожалуй, было обидней всего. Да, дешевое. Но неплохое. Главе ифленской тайной управы вот — нравится. Впрочем, так можно додуматься и до того, что самого себя записать в ифленские шпионы…

А с другой стороны, некоторое время назад он уже смирился с мыслью, что завяз в истории, из которой чистым вылезти не получится.

— Да уж… — задумчиво сказал он. — Стоят. Дагар, ничего если твои ребята мне помогут?

Один из старых артельных приятелей Янура, занявших центральный стол, неспешно поднялся, давая пример другим:

— Конечно. Что нужно делать?

— О, — одновременно с этим обрадовался патлатый «обличитель», — так приятно видеть, что в вас еще не погасла любовь к своей земле! К своей стране!

— Надо помочь проводить этого человека до моего подвала. Есть у меня там одна пустующая кладовка. Пусть посидит до утра.

Ребята переглянулись и встали. Им видимо, рассказчик тоже пришелся не по вкусу.

Патлатый попытался увернуться, но Тильва с маленькой блинной сковородкой стоявшая у него за спиной, не позволила случиться этой несправедливости и от души приголубила говорливого гостя по затылку. По залу поплыла чистая низкая нота.

Помощнику и плотнику с «Летучей рыбки» осталось только утащить тело туда, куда показал Янур.

Потом шкипер позвал Джарка — мальчишка не просто не спал, а вовсе даже подглядывал и подслушивал все, что происходило в зале, устроившись на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж. Изредка он даже осмелился выглядывать из-за перегородки.

— Помнишь адрес, который называл тебе ифленец?

Джарк уверенно кивнул.

— Далеко это? Сможешь меня проводить?

— Куда вы, ночь на дворе! — возмутилась Тильва.

— Я волнуюсь за рэту, — пояснил Янур. — И хочу спросить у ифленцев, что случилось на самом деле. Мы будем осторожны, как контрабандисты!

Но последняя фраза Тильву почему-то не обрадовала.

Впрочем, останавливать мужа она и не собиралась — тоже переживала за Темершану. Рэта она или не рэта — она гостья Тильвы, почти член семьи…

Наместник Кинрик

Наместник в тот вечер более всего хотел бы оказаться не наместником, а простым каким-нибудь солдатом или лучше — садовником. Солдату легко — услышал приказ, беги, исполняй. И ни о чем не думай — думать за тебя будут командиры. Но садовнику еще лучше: никаких приказов, никаких переживаний — знай себе кустики подстригай да цветочки поливай, если жарко. А зимой и этим заниматься не нужно.

Наместнику же предстояло много дел. Раз уж он собрался делать все сам. И раз уж от его сегодняшних действий зависит, ни много ни мало — судьба страны.

Он даже ухмыльнулся: да уж. От допроса одного ювелира и одной девочки-компаньонки… как причудливо иногда сплетаются события, и как мало бывает нужно для того, чтобы колесница истории свернула с надежно накатанной колеи и понеслась под откос.

Если бы Шеддерик мог прочитать мысли брата, то, пожалуй, сначала он углядел бы в них смертную тоску, продиктованную острым нежеланием заниматься государственными делами, и почти такое же острое желание все бросить и прямо сейчас сбежать в город. В маленький дом на окраине, где его всегда ждут. Где любят, понимают и прощают — почти всегда.

Нейтри… думать о ней было приятно. Даже когда приходится метаться из угла в угол по собственному кабинету в ожидании, когда посланный Гун-хе дежурный гвардеец приведет проштрафившуюся компаньонку рэты.

Сам Гун-хе как раз таки не суетился. Аккуратно и точно он разложил на конторке чернильный прибор, приготовил несколько перьев и желтоватых листов писчей бумаги. Зажег дополнительно несколько свечей.

Так что в момент, когда в кабинет Кинрика привели испуганную и слегка встрепанную чеору Вельву Конне, он был полностью готов к разговору.

В отличие от наместника, который успел лишь поспешно усесться за свой стол и застегнуть верхние крючки ворота.