Дыра в полу. Даже издалека она выглядела жутко, как выколотый глаз, и чем ближе подходил к ней Венсан, тем меньше ему все это нравилось.

И все же не подойти он не мог. Этот колодец посреди бесконечной запутанной норы притягивал его своей бессмысленностью. Он догадывался, что ничего не увидит, но желание склониться над бездной было сильнее.

Венсан ускорил шаг, всматриваясь в неровные очертания круга, и лишь за несколько шагов до ямы почувствовал дыхание за своей спиной.

Он не успел даже повернуться. Человек, следовавший за лекарем как тень, пока тот блуждал по лабиринту, с силой толкнул его. Венсан пролетел вперед и оказался на краю колодца.

Серая бездна призывно глянула на него.

Лекарь отпрянул назад, размахивая руками, в отчаянной попытке удержаться. Нападавший налетел на него, и Венсан, извернувшись как кошка, мазнул кулаком наобум. Кулак врезался во что-то мягкое, раздался вскрик и человек отскочил, но Венсан потерял равновесие и полетел в расступившуюся тьму.

– Просыпайся!

– А? Что?

Николь вскочила, готовая бежать, прятаться или драться, если понадобится. Арлетт стояла с дорожной котомкой в руке, башмаки ее были в пыли.

– Маркиз здесь?!

Но старуха неторопливо придвинула стул, не отрывая от девочки хмурого задумчивого взгляда.

– Рассказывай.

– О чем? – растерялась Николь.

– О госпоже твоей.

– Элен? – Девочка протерла глаза, ничего не понимая. – А что рассказывать-то?

– Для начала – зачем ты ее убила.

У Николь подогнулись ноги.

– …страх что творится. На каждом столбе листок приколочен. Кто такая, как выглядишь и сколько дадут за поимку.

Арлетт разлила по кружкам травяной чай.

– Никто же грамоте не обучен… – прошептала Николь.

– Кто не прочитает, тому перескажут, – хмуро заметила старуха. – Твой граф не пожалел двоих слуг отправить в Божани. Орут на рыночной площади утром, днем и вечером, словно им в задницу факел воткнули.

– Клянусь Марией, не убивала я!

– Да верю я, верю! – махнула рукой Арлетт. – Накрутила я себя, пока возвращалась. Вот же, думаю, пригрела змею. Глупости это все. Кто-то обстряпал свои делишки, а на тебя свалил.

Она вытащила из кармана леденцы, бросила россыпью на стол:

– На, побалуйся. Я среди народу рыночного с утра потопталась, уши погрела. Пришлось вон купить, чтоб не косились.

– И что говорят? – обмирая, спросила Николь.

– Наплевала, говорят, ты в колодцы черной слюной, и теперь там вода отравлена. А у двух баб уже родились дети с поросячьими хвостиками! А еще болтают, что у мельничихи из куриных яиц вылупились пауки косматые, а корова стала доиться кровавым молоком.

Николь сглотнула.

– А пена на том молоке – шерсть крысиная! – безжалостно добавила старуха.

– Как это пена может быть шерстью? – слабо возразила девочка.

– Так же, как пауки могут вызреть в куриных яйцах. – Арлетт подвинула к ней леденцы. – Погрызи. А то, поди, силу-то ведьминскую истощила.

Николь непонимающе взглянула на нее.

– Пока все колодцы обойдешь, пока в каждый наплюешь… – перечислила старуха. – Не труднее, конечно, чем цвергов ловить на птичьи горлышки, но тоже не всякий сумеет.

Вспомнив глупости, которыми она потчевала Арлетт, девочка густо покраснела.

– Ну вот что, – сказала та, вновь становясь серьезной, – покажи-ка мне еще раз ту штуковину, из-за которой весь сыр-бор.

Класть камень на стол Арлетт запретила. Начертила мелом на полу круг и набросала сушеной рябины. Брызнула водой, побормотала, сожгла над кругом клок собачьей шерсти и лишь после этого позволила Николь достать украденное.

– У камней голоса сильные, – объяснила она. – Могут издалека хозяина дозваться. Только мы ему не позволим.

Девочка положила камень в середину круга, и обе склонились над ним.

– Никогда таких не видела, – покачала головой Арлетт. – Переверни-ка.

Красная жилка блеснула в луче.

– Будто кровь, – вслух подумала Николь.

Старуха взяла камень, повертела перед глазами, принюхалась.

– Вот же странная вещь… Что-то в ней есть, а что – не пойму.

– Колдовство? – Девочка затаила дыхание.

– Кто ж его знает! Разве что истинная ведьма тебе ответит. Только где ее сыскать…

«Ведьма… Ведьма!» Николь на время забыла о камне.

– Колдунья! – воскликнула она. – Та, настоящая!

Арлетт покатала меж ладоней катышки засохшей рябины и неохотно сказала:

– Не встречала я ее с тех пор. И не встречу, уж можешь мне поверить. Ушла она из этих мест.

– Откуда ты знаешь?

– Душа мне подсказывает.

– А насчет камня душа тебе ничего не подсказывает? – с надеждой спросила девочка.

– Что держаться от него нужно подальше! – сурово пригвоздила старуха.

Вопреки ее совету, Николь оставила амулет у себя. На шею вешать не стала, но к рубахе, что дала Арлетт, пришила на скорую руку изнутри узкую полосу подкладки, а в нее вложила сокровище маркиза.

Старуха неодобрительно покачала головой, но промолчала.

Комары звенели хищно и тоненько, как попрошайки. Под ногами пружинила вспухшая от ночного дождя палая листва.

Николь с Арлетт шли через лес, петляя, будто их преследовала невидимая свора. По спине Николь хлопал пустой мешок: старуха предупредила, что забрать придется многое.

– Как думаешь, кто убил ее милость?

Николь и самой не давал покоя этот вопрос.

– Маркиз, – подумав, сказала она. – Никто другой не смог бы.

– Это еще почему?

Девочка с удивлением взглянула на свою спутницу.

– Их же все любили!

– Глупости говоришь, – возразила Арлетт, отмахиваясь веткой от назойливой мошкары. – Не бывает такого, чтоб человека все любили, ежели только он не покойник. Ты, поди, и сама графиню не слишком жаловала.

Николь пришлось признать ее правоту.

– Холодная она, как льдина, – оправдываясь, пробормотала девочка.

– А я о чем говорю? Каждый повод найдет. Кто позавидует, а кто и вовсе любить никого не умеет, кроме себя.

Арлетт вновь свернула с тропы и поднырнула под ветки корявой лещины. В орешнике было тенисто, влажно, и комары, обрадовавшись, запели еще громче и пронзительнее, словно призывая новые отряды.