– Ты еще и пьян! – с презрением проговорила она. – Почему я должна делать то, что ты мне приказываешь? По-твоему, я расстанусь с тобой вот так? Думаешь, нам не о чем поговорить? Ты знаешь хотя бы, что в Мармари нашли мертвое тело, которое считают твоим?! Как ты это объяснишь?

– Танька, уезжай! – Он мотнул головой, в его голосе звучало настоящее отчаяние. – Я потом все объясню, напишу... Позвоню тебе в Москву! Только уезжай сейчас же!

– Разумеется, я никуда не поеду! – отчеканила она, раздраженно поводя плечом, словно стряхивая следы его прикосновений. – Теперь-то, когда я тебя нашла?! Да ты опять пропадешь, и с концами! Что я твоей матери скажу?! Ты о ней хоть раз подумал, скотина?!

– Это мое дело! – Его шея и щеки покрылись розовыми пятнами, как всегда в минуты крайнего волнения. – Ничего никому не говори! Просто уезжай, а потом я с тобой свяжусь!

– Врешь! Четыре года молчал, так чего ради теперь заговоришь! – не сдавалась она. – Что, хорошо тут устроился? Так хорошо, что все забыл? Будто Кай в гостях у Снежной Королевы?! Знаешь, родимый, это только в сказке интересно, а жизни называется свинством! И кто, интересно, лежит в гробу?! Почему там были твои вещи?! Твой синий свитер с отпоротой эмблемой! Я сама его опознавала!

– Так ты не уедешь? – перебил он ее, теряя терпение.

– Нет! – с вызовом ответила девушка. – Я не получила ответа ни на один вопрос! Что ты тут делаешь? Почему молчал?

– Тогда прощай. – Он заметно переменился в лице, Таня даже показалось, что сквозь ровный южный загар, покрывавший его кожу, проступила бледность. – Больше не увидимся...

Он отошел на несколько шагов и тут же вернулся, оглядываясь и кусая губы:

– Танька, что сделать, чтобы ты послушалась? Послушайся только один раз, поверь мне на слово! Уезжай! Не ночуй здесь, на Эвии!

– А то что? – Она настороженно встретила его взгляд и вдруг испугалась – такая паника плескалась в этих лазурных глазах. Паша мгновенно заразил ее своим страхом, и она сама невольно огляделась по сторонам. – Что ты выдумываешь!

– Если останешься, тебя убьют! – скороговоркой произнес он и, внезапно развернувшись, побежал в сторону площади. Девушка оторопело смотрела ему вслед, потом вдруг осознала, что осталась в переулке одна, и бросилась за ним. Выскочив на соборную площадь, Таня огляделась, но вместо Паши увидела Андрея, идущего ей навстречу с безмятежным видом вкусно поужинавшего человека. На ходу тот утирал губы бумажной салфеткой, а увидев девушку, благодушно заметил:

– Ты сделала страшную глупость, что не осталась. Был еще десерт, такое ванильное пирожное... Я съел два! Как еще двигаюсь...

– Пожалуйста, идем отсюда. – Девушка нервно оглядывала площадь, но Паши и след простыл. Сюда выходило несколько улиц, он мог исчезнуть в любом направлении. Преследовать его было бессмысленно, да она и не смогла бы гнаться за ним. Паника, передавшаяся ей от Паши, нарастала с каждой минутой. Теперь ей хотелось одного – послушаться его приказа и бежать с Эвии, даже не выясняя, кто и почему ей угрожает. Аргументы были не нужны – хватило одного взгляда в его смертельно испуганные глаза. Сыграть такой ужас смог бы только талантливый актер, а Паша таковым не был.

– Идем, – охотно согласился Андрей и взял свою спутницу под руку. – По-моему, нам в тот переулочек... Не желаешь пройтись перед сном? Кстати, где ты была? В церкви, что ли? Я посматривал в окно, а тебя что-то не видел.

Не отвечая, Таня потащила его в указанную сторону и не останавливалась до тех пор, пока они не оказались перед синей дощатой дверью в глухой белой стене. Удивленный Андрей достал ключи и, перебрав их, отпер дом. Все это время Таня глаз не сводила со входа в тупик, вздрагивая при одной мысли о том, что там может кто-то появиться. Она перевела дух, только когда оказалась во внутреннем дворике, и лично проследила за тем, как Андрей запирает дверь на улицу.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – спросил парень, поднимаясь вслед за Таней на галерейку. Деревянные ступени жалобно поскрипывали под их шагами, под стропилами черепичной крыши прятались длинные вечерние тени, со двора, как из подвала, тянуло прохладной сыростью. Девушка молча обернулась. Ее глаза казались двумя большими темными провалами на бледном лице.

– В чем дело? – приостановился он, озадаченный ее поведением. – У тебя такой вид, будто ты опять привидение увидела!

– Так и есть, – еле слышно ответила она. – Это было ужасно.

– Интересно, есть у матери кофе? – как бы про себя, проговорил он и, отстранив девушку, стал подбирать ключи к замкам черной клеенчатой двери. – Я бы выпил чашку-другую. Спать все равно не хочется.

– Ты слышал меня? – стоя за его спиной, повторила девушка. – Я не выдумываю! На этот раз я говорила с ним!

– С Пашей? – осведомился он, распахивая дверь и нащупывая выключатель. – Знаешь, я начинаю думать, что ты ввела меня в заблуждение. Ты психически ненормальная, или у тебя белая горячка. Она как раз случается, когда человек трезв, как стекло. Признавайся – одно из двух правда?

– Ты все шутишь! – Она вошла вслед за ним и захлопнула дверь. – Запри хорошенько! Да на все замки! – добавила Таня, увидев, что Андрей небрежно задвинул легкий засов. – А теперь слушай – горячка не горячка, но Паша жив! И он сказал, чтобы я не ночевала на Эвии, потому что меня хотят убить. Не смотри на меня так! Я знаю, что это звучит дико! Он четыре года числился в покойниках, а теперь является неизвестно откуда, ничего не объясняет и только твердит, что здесь я в опасности, надо возвращаться в Москву!

– Понятно. – Андрей опустился в синее вольтеровское кресло и, откинувшись на потертые подушки, устало взглянул на Таню. – Я не буду спорить, бывает и такое. Значит, ничего с ним не случилось, он просто не хотел звонить домой. Таких историй миллион. Непонятно другое – кто и почему хочет тебя убить? Уж это он должен был тебе сказать!

– Но не сказал. – Девушка подошла к маленькому окну, подступ к которому был заставлен цветочными горшками, поскользнулась на плиточном полу – поливая цветы, Эви не пожалела воды, – но устояла, вцепившись в узкий подоконник. Окошко выходило в тупик. Таня толкнула приоткрытую створку и, высунувшись по пояс, огляделась. Закат уже догорал, на городок быстро опускалась осенняя темная ночь, а фонарей в тупике не было. Она всматривалась в густеющие сумерки до тех пор, пока ей не стало мерещиться, что они наполняются тенями, которые оживают и движутся, подступая к смутно белеющим стенам дома.

– Мне в жизни не было так жутко, – начала она, обернувшись к Андрею, но тут же осеклась. Маленькую гостиную, заставленную массивной старинной мебелью, наполняло ровное негромкое посапывание. Андрей крепко спал, удобно устроившись на подушках глубокого вольтеровского кресла, и вид у него был такой безмятежный, словно он уснул в собственной постели, под охраной верного пса.

Таня не выключила свет, не сняла одежду, даже не откинула лиловое покрывало, устилавшее огромную кровать, а легла поверх него, чутко прислушиваясь к ночной тишине и стараясь не нарушить ее даже шорохом. Зеленоватая хрустальная лампа, стоявшая на туалетном столике, давала мягкий, рассеянный свет, слегка смягчающий зловещее уродство кровати. Слащаво намалеванные на медальонах мифологические герои смотрели на девушку пустыми глупыми глазами, словно недоумевая, каким образом она здесь оказалась. Особенно раздражала Таню Венера – расплывшаяся бесформенная баба, больше похожая на груду зеленоватого студня сомнительной свежести, чем на богиню любви. Девушка даже вытащила из-под покрывала подушку и заслонила ею медальон. Растянувшись на скользком лиловом атласе, она рассматривала трещины в низком беленом потолке и слушала дыхание спящего Андрея. Таня очень устала, но сон к ней не шел – она думала о Паше, вновь и вновь перебирая подробности их короткой беседы и недоумевая, как могла отпустить его, ничего не узнав.