Советских людей приучали к спорту недаром. Пятнадцатилетнему Муру было ясно, что война не за горами. В далекой Франции Симона де Бовуар и Жан-Поль Сартр ожидали будущей войны СССР и Германии. Что же говорить о товарище Сталине? Он-то всё понимал по меньшей мере с 1933 года. Гитлер у власти в Германии – война в Европе, и СССР будет в нее втянут неизбежно.

Наугад открываем “Вечернюю Москву” от 20 августа 1938-го. Посередине второй полосы большая фотография: миловидная девушка целится в нас из пехотного пулемета Дегтярева. Справа от нее мужчина в гимнастерке, это инструктор или преподаватель, некто товарищ Соколов. Слева и на заднем плане еще девять девушек и женщин, которые внимательно смотрят на пулеметчицу. Из подписи под фотографией узнаём, что “группа девушек-работниц завода «Динамо» имени С.М.Кирова обратилась с призывом к молодым работницам своего завода овладеть искусством пулеметной стрельбы, научиться владеть пулеметом так, как им владела чапаевская Анка. Сейчас в ряде цехов завода организованы кружки по изучению пулемета”.

Не для развлечения молодежи придумали нормы ГТО и ворошиловского стрелка. Парашютные вышки в советских парках культуры и отдыха были не только аттракционом. В парке Горького был военный городок, где сдавали нормы ГТО, был клуб ворошиловских стрелков. А марш парка культуры и отдыха звучал очень воинственно. Об отдыхе – мало, в основном – о боях: то ли трудовых, то ли настоящих.

Другие московские парки тоже, по мере возможностей, были задействованы для военной подготовки. В Сокольниках в конце ноября 1940-го устроили “пеший военизированный переход молодежи” – в сущности, марш-бросок по пересеченной местности. Для юношей пятнадцать километров, для девушек – семь. Часть пути нужно было проделать в противогазах. Участвовали молодежные команды спортивных обществ, заводов и фабрик, студенты столичных вузов: “К финишу приходят раскрасневшиеся юноши в алых свитерах. Это команда комсомольцев завода автотранспортного электрооборудования. Ее возглавляет молодой инженер тов. Левитин. Юноши организованно прошли всю дистанцию, затратив на переход несколько больше полутора часов”700701, – сообщал корреспондент “Вечерней Москвы”. Участников команд называли не спортсменами, а бойцами. Однако рабочих обошла команда механико-математического факультета МГУ во главе с товарищем Прокофьевым. Они затратили на дистанцию 1 час 10 минут.

Культ спорта был лишь средством воспитывать новых бойцов для Красной армии. Самый знаменитый спортивный фильм предвоенной сталинской Москвы – “Вратарь”, экранизация романа Льва Кассиля “Вратарь республики”. Самый знаменитый эпизод этого фильма – футбольная команда десантируется на парашютах прямо к началу матча. И, конечно же, звучит незабываемая песня Дунаевского и Лебедева-Кумача.

Связь между спортом и военным делом всячески подчеркивалась. Слова Пьера де Кубертена “О спорт, ты – мир!” менее всего подходили к реальности предвоенной сталинской Москвы.

Помимо военно-спортивной, была и собственно военная подготовка. Осоавиахим[93] уже много лет готовил новых летчиков, стрелков, артиллеристов, парашютистов (десантников). К весне 1941-го в московских организациях Осоавиахима насчитывалась 81 000 человек. Но Осоавиахим – общество добровольное. А ведь была и общеобязательная школьная военная подготовка. Первое знакомство с этим предметом повергло Мура в уныние.

Их класс разделили на отделения и взводы, создали “противовоздушные звенья”. В учебную программу входили строевая подготовка, штыковой бой, топография, противовоздушная и противохимическая оборона и даже военно-морское дело. Всё это бесконечно далеко от интересов Мура.

В детской, подростковой, молодежной компании слабых обычно не уважают. Они становятся вечными козлами отпущения. Сильные мальчики их бьют. Девочки – не любят. Но Муру его слабость никак не повредила. Да он и не был единственным слабаком, не способным к физкультуре и военной подготовке. Многие ли соответствовали идеалу нового человека? В известный нам “военизированный переход” некоторые юноши отправились, надев теплые меховые пальто, галоши. А девушки додумались пойти в туфлях на высоких каблуках. Так что неспортивный Мур в сталинской Москве не был такой уж белой вороной.

Уже в октябре 1940-го жалобы на военную подготовку исчезают из его дневников. Если бы Мур каким-то образом освободился от военной подготовки, он бы об этом непременно написал. Остается одно: в новой школе на Покровском бульваре просто не было военрука.

Мальчик из Франции, не такой, как все, отличается от сверстников и внешностью, и манерами, и интересами. Да еще и сын репрессированного отца… Казалось бы, Мур должен стать изгоем. Но ничего подобного не случилось с Георгием Эфроном. Его не травили, не обижали, не били. Ни в одной из школ он даже не дрался. Не было необходимости. Он был по меньшей мере не хуже других.

“Мальчик был контактный, не дичился наших ребят, с ними у него всегда находились общие интересы. На переменах его всегда окружала стая наших мальчишек. Он им что-то рассказывал, показывал, и все смотрели на него с любопытством”, – вспоминала Ольга Вольф, одноклассница Мура по болшевской школе. А ведь это была первая советская школа Мура. И просто удивительно, что Мур не стушевался и не попал впросак. Он не успел завести среди одноклассников друзей, но ведь и провел он в той школе всего полтора месяца.

В голицынской школе учились преимущественно деревенские ребята. Сама школа оказалась далеко не образцовой. Весной 1940-го там были “непрерывные скандалы, грязь, неорганизованность и полнейшая неразбериха”. Класс ругали “за плохую дисциплину”. Но и здесь Мура никто не обижал. Одноклассники были для него слишком маленькими и глупыми, и Мур сдружился со старшеклассниками: “Семнадцатого пойду на вечер в школу – теперь у меня целая компания девятиклассников, с которыми довольно весело”, – писал он 16 апреля. У них он пользовался репутацией всезнайки, но над ним не посмеивались, не завидовали, а охотно дружили. Мур даже решил, будто у него появились если не настоящие друзья, то хорошие товарищи. Но, видимо, компания, с которой связался Мур, считалась хулиганской. Завучу пришлось даже специально поговорить с Георгием, посоветовать не водиться с этими некультурными хулиганами: они “не соответствуют вам ни в какой мере”. Мур покорно согласился, чтобы не влипнуть в какую-нибудь историю со своими новыми товарищами, но все-таки продолжал общаться с ними вплоть до экзаменов. Он радовался, что теперь “в отличных отношениях” с ребятами.