– Ты что, уснул?! – прикрикнул толстяк Мосо на одного из рыцарей. – Бери двоих и марш на стену!

Шагах в двадцати от ворот чудовищам удалось захватить участок стены. Арбалетчики хоть и стреляли, но ряды нападавших постоянно пополнялись новыми тварями, и брешь в обороне росла. Для того чтоб ликвидировать ее, было мало выделенного отряда, но, как ни странно, рыцарь и двое посланных с ним бойцов успешно справились с возложенной на их плечи задачей.

– В сторону! – крикнул рыцарь троим выжившим миссионерам, пятившимся под натиском многочисленного врага.

Солдаты послушались его приказа и охотно отпрыгнули назад, уступив место прибывшему пополнению. Острый двуручный меч взмыл в воздух, и тут же со стены на землю полетела отрубленная рогатая голова, все еще клацающая в полете клыками. Затем в последний полет отправилось огромное косматое чудище с шестью лапами, притом четыре конечности летели отдельно от визжавшей твари. На рыцаря сыпались многочисленные удары когтистых лап, но он продолжал уверенно идти вперед, сея смерть и тесня врага. Часть ударов парировали наемники, прикрывавшие с флангов своего господина, остальные натыкались на сталь доспехов и, как ни странно, теряли силу, даже не отбрасывая рыцаря назад. Быстро, необычайно быстро брешь в обороне была почти ликвидирована. Несколько монстров еще сопротивлялись натиску рыцаря, когда чудовищный треск, раздавшийся совсем рядом, отвлек Семиуна от созерцания захватывающего боя.

Правая створка ворот не выдержала необычайно сильного удара и разлетелась в щепу. На отряд, защищавший ворота, хлынул поток разъяренных чудищ. Лекарь еще не видел врага так близко и обомлел, в то время как рыцарей и обращенных в слуг дикарей с правобережья вид оскаленных, зловонных пастей, горевших адским огнем глазищ, грозных когтистых лап и прочих частей уродливых тел нисколько не смутил. Рыцари в черно-зеленых плащах первыми кинулись в бой и уже через миг легко и просто вытеснили прорвавшихся монстров обратно за ворота. В узкой щели на месте выбитой створки образовался завал из десятка мертвых тел. Ни одно из них не растеклось и не превратилось в жижу.

Враг отступил, видимо, надеясь выманить защитников наружу, но отряд на страже ворот не стал развивать успех, а вместо этого отошел назад и стал ожидать новой волны нападавших. Тактика оборонявшихся была проста: гораздо выгодней держать ворота и биться на узком пятачке, где враг не может реализовать численного преимущества. К тому же толстяк Мосо настолько был доволен действиями своих бойцов, что отправил еще двух рыцарей и восьмерых наемников на стены. Там действительно кипел настоящий бой, там людям приходилось тяжко, в то время как для охраны этого участка вполне хватило бы двух рыцарей, пятерых наемников, воинствующего священника, все еще скучавшего на винной бочке, и молодого бойца, который страшно корил себя за то, что в нужный момент растерялся, поэтому так и не смог побренчать оружием.

Видимо, лицо Семиуна выдало его душевное состояние, не смогло скрыть расстройства. Отдыхавший на бочке священник по-отечески улыбнулся молодому бойцу и заверил, что бой только начался, до рассвета еще далеко и все еще впереди. Лекарь ему почему-то поверил, хотя бурно развивающиеся вокруг события показывали обратное. Чудовища почему-то отступали, покидая с трудом занятые рубежи и оставляя без поддержки все еще бьющиеся передовые отряды. Маленькие, разрозненные группки врага были быстро окружены и безжалостно уничтожены. Когда обезглавленное тело последнего зверя, широко раскинув лапы, полетело вниз со стены, над лагерем пронесся громкий победный клич, мгновенно затихший и сменившийся тишиной.

– Ну что, твое преподобие, показали мы им? – радостно лыбился толстяк в доспехах, распустив строй и милостиво позволив своим бойцам прилечь на землю.

– Меня радует твой настрой, но неужто ты думаешь, что это все? – невозмутимо изрек отец Патриун.

– Еще заявятся, добавки получат! У моих ребят тумаков на всех хватит! – Чувствующий себя героем Мосо оставил священника в покое и обратил свой взор на Семиуна: – А ты, малой, штаны уже успел обделать или так…еще на подходе?

Солдаты дружно заржали. Возможно, им было и не так уж смешно, но преступление не смеяться, когда командир пошутил. Юноша почувствовал, как его щеки порозовели, а в голове уже начала формироваться трусливая мысль. Он чуть было не опустился до заискивающих объяснений, чуть было не стал оправдываться, что он не воин, а всего лишь лекарь, но вовремя взял себя в руки и промолчал.

– Чо, смерд, в рот воды набрал, когда с тобой рыцарь разговаривает? – продолжал наседать на юношу Мосо, которому после короткого, но жаркого боя необычайно хотелось сделать из кого-нибудь объект насмешек.

– Думаю, – спокойно пожал плечами юноша.

Семиун ужасался в душе тому прискорбному факту, что совсем потерял страх, что готов был надерзить и по-глупому распрощаться с жизнью, но у него внутри как будто что-то оборвалось, и он был уже не властен над своим языком.

– Интересно, и о чем же такой вьюный и храбрый мыслитель думу гонять изволит? – откровенно издевался Мосо, решивший устроить для своих солдат маленькое развлечение.

– О том, как ты, такой жирный, в доспехи умудряешься влазить? Сколько слуг тебя в латы впихивают, дюжины хватает? А мыло используешь или так…на сухую проходит?

И за менее дерзкие речи господские слуги рвали языки обнаглевшим простолюдинам. Семиун уже прощался с жизнью, когда круглое лицо рыцаря вдруг растянулось в широкой улыбке, а тяжелая рука в стальной перчатке трижды похлопала юношу по плечу.

– Молодец, парень, не сробел! – вместо того чтоб убить смельчака в порыве гнева, похвалил его рыцарь. – Вот так и в бою нужно, понял?! Лезь на врага, не давай ему передышки! Не бойся грозных оскалов, разбуди в себе зверя! Ты хищник, гордый и грозный кабан, а не жалкий кролик!

Семиун кивнул и поспешно отошел от ворот. Его трясло, и никакие повеления рассудка не могли унять дрожь в коленях. Он вдруг понял, почему так спокойно сидел на бочонке и отрешенно взирал на происходящее преподобный отец Патриун и почему рыцарь простил ему дерзость. В душе и тот и другой уже считали себя мертвецами, а мертвецы не злятся, им глубоко безразлично, отпускают ли в их адрес шуточки или нет.

Шак давно уже не бегал. Нет, конечно, бывало, он и передвигал быстро ногами, но не в полную силу, а как человек, как слабое, медлительное существо, неспособное обогнать даже лошадь. Холодные потоки ветра уже давно не обжигали его лицо и с ревом не врывались в сжимавшиеся-разжимавшиеся легкие. Мимо проносились рытвины, кочки, трещины, лужи черной жижи и чудища, ради которых он не хотел останавливаться и поэтому через них перепрыгивал. Перед глазами несущегося с умопомрачительной скоростью преследователя была лишь цель, небольшой холмик, а на нем неподвижно застывшая фигура в черном одеянии. В голове Шака пульсировала тревожная мысль, картинка из видения, в котором он не смог догнать человека в черном. Именно этого бродяга и боялся сейчас, боялся, что Вилар исчезнет и все его труды пропадут.