— и думаешь, что тот будет переходить улицу. Ричер не хотел, чтобы его видели настолько близко к дому Клостерманна, чтобы решили, будто он здесь чего-то ждет. Все должно выглядеть так, что он стоит сам по себе и к дому не имеет никакого отношения, то есть за пределами неосязаемой границы, по ту сторону которой явно видна его связь с этим домом. Но и далеко стоять тоже не очень хотелось. Что от этого толку, если нельзя как следует разглядеть гостей Клостерманна.

При условии, конечно, что они вообще появятся.

Ричер пошарил рукой под приборной доской, чтобы убедиться, что он может нащупать рычаг подъема капота. Позвонил Саре, сообщил, что у него происходит. И откинул голову на подголовник кресла.

В течение получаса никакого движения не наблюдалось. Потом мимо прогрохотал почтовый фургон. Через минуту за рулем серебристого внедорожника проехала женщина. Водители обеих машин не обратили на Ричера никакого внимания. Дальше все было тихо. Ричер терпеливо продолжал сидеть, пока до него не дошло, что гости к Клостерманну начнут собираться через пять минут. Если вообще кто-то приедет. Он вышел, поднял капот двигателя и сделал вид, что рассматривает, в чем там у него дело. Лицо его и голова были спрятаны. А ему прекрасно была видна подъездная дорожка Клостерманна, если смотреть вдоль той стороны, где находится пассажирское сиденье автомобиля.

Еще семь минут не было никакого движения. Потом подкатил «мерседес». Седан. Длинный и черный, он весь так и сиял. Ричер взял на заметку номер машины и продолжал наблюдать за ее приближением к дому Клостерманна. Вот она остановилась перед воротами. Из окошка со стороны водителя высунулась рука в белом рукаве рубашки. «Сейчас нажмет кнопку внутренней связи», — подумал Ричер. Но сидящий за рулем кнопку нажимать не стал, а набрал четыре цифры. Значит, вводил код. Ворота отъехали в сторону, машина двинулась к площадке парковки перед домом. Следом приехал «додж-рам». Кроваво-красного цвета, и блестел еще ярче первой машины. На этот раз водитель воспользовался внутренней связью, подождал, когда откроются ворота, и въехал внутрь. После него показался «Форд 150». А за ним белый фургон с надписью: «Gerrard’s Generators — Power 2U» пляшущими буквами. Оба водителя тоже воспользовались внутренней связью. И наконец, послышалось тарахтение, и в поле зрения показался мотоцикл. Это был аппарат, изготовленный по заказу: бензобак разрисован языками пламени, руль с высокими, широко расставленными ручками, упоры для ног торчат далеко впереди. Обут был сидящий на нем в черные сапожки. В штаны из черной кожи. И в черную кожаную куртку с огромным пауком на спине. На глазах круглые, зеркальные солнечные очки. А вместо мотоциклетного шлема — звездно-полосатая бандана. Он затормозил почти вплотную к воротам и достал из кармана куртки мобильник. «Ага, — подумал Ричер, — это парень, который приезжал на час раньше». А сейчас опоздал. Байкер нажал на кнопку и поднес мобильник к уху. Держал где-то половину минуты. Потом опустил руку, ткнул пальцем в кнопку и сунул аппарат в карман. Круто развернулся — круче просто представить себе невозможно. Несколько раз газанул. Отпустил сцепление и с оглушительным треском рванул с места. Из-под заднего колеса мотоцикла вырвалась струя дыма, и резиновая шина оставила на асфальте длинную и широкую полосу. Да, без него могут обойтись. Экономка недвусмысленно дала ему это понять.

Ричер подождал еще пять минут, не попытается ли еще кто-нибудь проехать за ворота, опустил капот на место и сел за баранку. Завел двигатель, включил кондиционер, но передачу врубить не успел: позвонил Уоллуорк.

— Есть новости? — спросил Ричер.

— Есть кое-что. Правда, от Фишер пока ничего нового. Но вот насчет Клостерманна… О прошлом его семейства. Точнее, отца. Генри-старшего. Или Генриха, как его звали прежде. Он действительно иммигрировал к нам из Германии. Эта информация подтвердилась. В его деле указан порт прибытия, это Нью-Йорк, и прибыл он в 1946 году. Потом появился в штате Теннесси. В пятидесятом женился, и в том же году родился маленький Генри. Шпионский дом Генрих купил в пятьдесят втором, непосредственно у самих шпионов, и жил там до своей смерти в 1960 году. В общем, ничего интересного. Ничего такого, что бы могло стоить десять тысяч.

— В конечном итоге он поднял до пятнадцати.

— С чего бы это? Вы пригрозили переломать ему ноги?

— Сказал, что, если он хочет иметь единственную копию, надо доплатить.

— Отличный ход, Ричер. Если он и в самом деле хочет ее иметь ради изучения истории семьи, какая ему разница, есть ли еще копии или нет. Не говоря уже о том, чтобы платить бешеные деньги за то, чтобы копий больше не было.

— Верно. Это имеет смысл только в том случае, если он считает, что там есть какая-то секретная информация. И он ни за что не хотел бы, чтобы она увидела свет.

— А это значит, он работает на русских. Ну, дай бог.

— Воистину, — сказал Ричер. — Но послушайте. После того как я ушел от Клостерманна, к нему приехали сразу несколько человек. Вы не могли бы пробить номера их машин? Они могут быть как-то связаны между собой.

— Мне не следовало бы этого делать, — сказал Уоллуорк. — Но я сделаю. Перезвоню, когда все узнаю.

Глава 25

В приподнятом настроении Ричер отключил трубку и поехал обратно в мотель. Он понял, что его сервер сейчас там, где ему надлежит быть. Русские специалисты немедленно примутся за работу, и все встанет на свои места. Это уже начало конца. Но чем дальше он ехал, тем большее беспокойство охватывало его. На душе словно кошки скребли. Это смутное чувство не давало покоя. Словно кто-то нашептывал, что что-то пошло не так. Причем, если говорить точнее, по двум направлениям. Разобраться, что к чему относительно первого, он не мог. Но только пока. Что-то странное он видел в доме Клостерманна. Ощущение возникло во время разговора с Уоллуорком. Маячило где-то на заднем плане сознания, но пока было размыто. Как фотография, сделанная старым фотоаппаратом «Поляроид». Неотчетливое, затуманенное, но, без сомнения, важное. Оставалось только ждать. Изображение обязательно примет четкие формы. Пройдет время, и мозг с этим справится, картина сложится.

Второе же направление было уже ясным. Оно напомнило ему одну французскую легенду, которую частенько рассказывала ему мать. Историю о старом провидце, который умел ловить слова человека и разбрасывать их по поверхности волшебного озера. Сначала все слова выглядели так же, как и прежде. Они плавали по поверхности водоема, качались на волнах. А потом правдивые намокали и тонули в воде, а лживые продолжали