Еще несколько минут ушло на то, чтобы повернуться к Стеклову и пересохшими губами пробормотать:

— Чего?

— А того, блин! — не выдержал учетчик, зло стукнув кулаком по рулю. — Я по всем инструкциям должен не домой тебя везти, а тащить в наш отдел…

— Куда? Зачем?

Вопросы Адам задавал больше для проформы. Он сейчас уже не понимал половины того, что ему говорят. На парня навалилось странное тупое оцепенение, подобное похмелью, казалось, все происходит за каким-то матовым стеклом, глушащим все звуки и стирающим половину поступающей информации.

— Так, понятно, — мрачно буркнул водитель и, сжав в кулаке свой кулон, шепнул несколько коротких слов.

Адам словно под холодный душ попал. Тело прошил мощный поток энергии, встряхнувший каждую клеточку, зарядивший весь организм силой.

Впрочем, только идиот не знал, насколько краткосрочно действие этого заклятия.

— Легче? — В голосе Димки проскользнули сочувствующие нотки.

— Вроде, — коротко выдохнул статист. — Спасибо.

— Нема за шо, — полушутливо откликнулся Димка и разом посерьезнел: — Какую же ты мне пакость подсунул, Верин. Вот что мне с тобой делать? — Учетчик нервно потер щеку.

На языке крутилось: «Везти в офис, я должен узнать, что с Рутой и Имке», но при этом Адам прекрасно понимал, что прежде, чем он доедет до места назначения, заклинание иссякнет, и он опять будет себя чувствовать, как рыба, вытащенная из воды. Вряд ли с ним кто-нибудь еще захочет поделиться энергией, а сам Верин в таком состоянии ничего не добьется.

Хотя… Может, это действительно подействовало тонизирующее заклятие, но до Адама наконец начало доходить, что что-то не так. Слишком уж странные вопросы задавал Стеклов.

— Ты о чем это?

Димка закусил губу:

— По всем инструкциям, Верин, я сейчас должен не домой тебя тащить, а сдать в отдел.

— В смысле?! — напрягся парень.

— В прямом!.. Ты вообще понимаешь, во что ты вляпался?! У тебя допуска нет!

— Допуска к чему?! — Адам заподозрил, что заклятие уже прекращает действовать.

Стеклов взвыл, как раненый зверь:

— Девчонку ты эту на руках тащил?! Тащил! А она из аномалий, и тебе это прекрасно известно, не строй из себя дурака! В центре нестабильности вторую видел?! Видел! Скажи спасибо, если никто не слышал, как ты ее по имени звал!

Какие-то шестеренки в голове у статиста начали состыковываться.

— Подожди. Ты хочешь сказать…

— Ничего я не хочу! — устало огрызнулся Стеклов. — А ты просто дурак.

Адам медленно потер виски. Получался какой-то бред.

— Ты хочешь ска… — Парень сбился на полуслове и попытался снова: — Ты знаешь… о том… — формулировать мысль было очень сложно, — что в аномалиях… может быть… разумная жизнь?!

— Я много чего знаю, — буркнул учетчик, снова стукнув руками по рулю. — А у тебя на эту тайну нет необходимой степени допуска! И теперь по всем инструкциям нам нужно проводить в отношении тебя служебную проверку!

— «Нам» — это кому?

— Ты действительно такой идиот или только прикидываешься? Учетному отделу, конечно!

— А при чем здесь учетчики? — осторожно уточнил Адам, чувствуя, что он все глубже проваливается в пучину нереальности происходящего.

Стеклов со стоном закатил глаза:

— Верин, такое чувство, что ты не в этом мире живешь! Чем мы, по-твоему, занимаемся?!

— Устранением последствий аномалий?

— Молодец, официальную формулировку знаешь назубок, — окрысился приятель. — А реально — чем?

— В смысле?! — оторопел Адам.

— Господи, Верин, ты… У меня просто слов нет, какой ты идиот! Мы — служба безопасности!

Статист так и окаменел.

— А… Э…

Кажется, где-то там на небесах ошиблись и Адама телепортировали обратно немножко не в тот мир.

— Вот именно, — зло буркнул Стеклов. О чем-то задумавшись, пожевал челюстями и повернул ключ в замке зажигания. — Короче, я тебя сейчас везу домой, а сам потом еду в офис. Ты спокойно отсыпаешься и завтра выходишь на работу. Я сегодня подам рапорт, завтра наверняка начнется служебная проверка. Дашь объяснения. Расскажешь, где шлялся три дня и откуда знаешь этих двоих. И молись, чтобы все ограничилось подпиской о неразглашении.

Следующие минут десять прошли в гробовом молчании. Адам все пытался хоть как-то собраться с мыслями, но получалось с трудом.

Стеклов не выдержал напряженной тишины, чертыхнулся и защелкал по каналам магнитолы, подбирая станцию. Машина огласилась истошным: «О боже, какой мужчина!» Учетчик еще раз выругался и выключил радио.

Попытка как-то развеять обстановку явно не удалась.

Наконец и эта веселая поездка подошла к концу.

Шины шелестнули по горячему асфальту, машина остановилась около новенькой высотки.

— Все, выматывайся из машины, — зло буркнул Стеклов, уставившись перед собой.

Адам открыл дверь, неловко выбрался из салона — заклятие минут пятнадцать как начало ослабевать, и в голове уже стояла похмельная дымка.

— И тебе хорошего дня. — Он развернулся и направился к своему подъезду.

Уже отмыкая дверь с кодовым замком, — слава богу, ключи после всех этих приключений из кармана брюк не выпали — услышал:

— Эй, Верин!

Адам оглянулся. Учетчик выглядывал через опущенное боковое стекло:

— Родителям позвони, а то они за эти три дня всю Стаю на уши подняли.

Адам молча кивнул, чувствуя, что сил на то, чтобы ответить, у него уже не хватит.

Лифт, к счастью, работал.

Пройти по лестничной площадке. Открыть дверь. Скинуть с ног туфли.

Все это статист выполнял уже на автомате.

Доползти до спальни. Рухнуть на кровать. На две минутки, буквально на две минутки прикрыть глаза, а потом обязательно позвонить родителям…

Во сне Адам гулял под руку с девушкой, по лицу которой разбегалась паутина шрамов, а глаза были скрыты за огромными темными очками…

По стенам подземного храма последние несколько часов прыгали алые искры. Долетая до мраморных колонн, огоньки перескакивали через них, заставляя камень дрожать и пульсировать. Небрежно брошенная на пол холщовая сумка, невесть как очутившаяся здесь, тоже не лежала без дела. По ней изредка проходили волны, что-то двигалось внутри, словно там сидел какой-то зверек, пытающийся выбраться наружу.

Внезапно сумка замерла — точнее, ее содержимое перестало дергаться, — и через ткань начал просачиваться тонкий дымок. С каждым мигом он становился все темнее, насыщеннее, а сама котомка словно осела, сплющилась.