кавалер понял, что прав он, и продолжал холодно, смотря на толстяка исподлобья:

– Я-то знаю, но ты людям расскажи, как ты по городу чуму разносил.

– Я… я не разносил, – снова заскулил Зеппельт, – я просто…

– Не ври мне, забыл? Это я чумного доктора зарубил, видел я все, говори людям, как чуму по городу сеял, иначе велю с тебя кожу на кочергу каленую наматывать.

– Да я не сеял, – завыл колдун. – Я… я… я…

– Отвечай, пес смердячий! Хотя нет, то псам обида большая, что их с тобой уравняли. Говори, демон… Про крыс расскажи.

Волков встал, навалился на стол кулаками и с такой свирепостью глядел на колдуна, что тот заныл:

– Да не сеял я. Само оно… Это крысы все… Те крысы на трупах поотъедались, жирные стали. Крысу такую или две во двор с живыми людьми кинуть, и все…

– Что все?

– Скоро и помрут там все. От язвы. А если крысы не приживутся, или сбегут, или убьют их хозяева и не помрут в том дворе люди, то… – он замолчал.

– То?.. – продолжал кавалер.

– Дождаться надобно, пока выйдет кто за едой, или дровами, или еще куда… – колдун снова замолчал.

– И что с ним сделать? Говори, демон, не заставляй тянуть из тебя слова. Что ты делал с теми, кто выходил из домов?

– Так ждал его чумным мертвецом на улице и… – Зеппельт тихо завыл.

– Говори!

– Плевал в него или обнимал его, а через неделю шел в тот дом и смотрел, все ли там болеют.

– Монах, – Волков устало опустился на лавку, – ты все записал?

– Да, господин, – отвечал брат Ипполит.

– А как же ты сам с чумными мертвецами дело-то имел и язвой не занедужил, опять колдовство? – спросил отец Семион.

– А не имел я с ними дел, заклятием поднял его, и все, он сам себе ходит.

– А золото как у них брал?

– Велел им золото в чан с уксусом кидать. А сам уже из уксуса брал.

Волков хотел еще спросить, много вопросов у него было, но тут громко закричал солдат, что стоял на страже, на бочках:

– Господин кавалер, капитан! Люди! Люди на улице! Сюда идут, к нам!

– Мертвые? – спросил кавалер, вставая и надевая подшлемник.

– Не знаю! С огнями идут. Мертвяки с огнями не ходили вроде.

Волков надел шлем и полез на бочки, чтобы увидеть тех, кто ходит по мертвому городу ночью. Роха и Пруфф влезли к нему, встали рядом. Кавалер увидел четыре огня, что приближались к винному двору с востока. Когда незнакомцы приблизились, Волков крикнул:

– Кто вы такие и что вам нужно?

– Мы люди ротмистра Брюнхвальда, нам нужен кавалер, тот, что возил вино и еду в цитадель.

– Олухи, кавалера зовут Фолькоф, – крикнул Роха в ответ, – могли бы запомнить!

– Да, так и есть, – солдаты подошли и стали в десяти шагах от забора, – так есть среди вас кавалер Фолькоф?

– Я Фолькоф, что вам нужно? – крикнул кавалер.

– Ротмистр наш, господин Брюнхвальд, просит приехать к нему в цитадель.

– Сейчас, что ли? Зачем?

– Сейчас, он вам хочет показать лагерь еретиков, что на той стороне реки. После того как вы их побили, они что-то затевают.

– Да что можно показать ночью на той стороне реки? – крикнул Роха.

– Костры, – догадался Волков и добавил: – Капитан Пруфф, десять ваших людей пойдут со мной. Пусть готовятся.

– Ты что, и вправду пойдешь с ними? – искренне удивился Скарафаджо. – Ночью? А вдруг это еретики, вдруг готовят засаду?

– Я узнал голос того, кто говорил с нами, он был караульным на башне, – отвечал кавалер, – мы пойдем в цитадель сейчас же. И ты со мной.

Ротмистр Брюнхвальд был уже не мальчик. Как и положено людям, сидевшим почти год в осаде, он оброс бородой, в косматых волосах и бороде была видна проседь. Он стоял у восточной стены, руки в боки, и глядел на идущих к нему людей. Огонь факелов трепало ветром, а ротмистр остался в одной рубахе и плаще, без доспеха. Значит, он не боялся кавалера. И не считал его врагом.

– Рад познакомиться с вами, – сказал Волков, протягивая ему руку.

– Я совру, если отвечу так же. – Брюнхвальд пожал протянутую руку.

– Это мой сержант Роха, – представил спутника Волков.

Брюнхвальд пожал руку и ему, а Роха… Роха был на седьмом небе, он вдруг узнал, что он признан сержантом, офицеры жмут ему руку, еще недавно он о таком и мечтать не мог.

Без лишних разговоров ротмистр повел их по лестнице наверх, на стену. И когда они почти поднялись на нее, приказал своим солдатам, что шли с ними:

– С факелами тут останьтесь.

На стену они вошли втроем в полной темноте. И Волков сразу понял, зачем Брюнхвальд его позвал. На другой стороне широкой реки горели костры.

– Двадцать шесть, – насчитал Роха.

– Да, двадцать шесть, – отозвался Брюнхвальд, – а вчера было четыре.

– Человек сто пятьдесят, – прикидывал Роха.

– Да, – согласился ротмистр, – не меньше. А вот палаток у них всего пять, для офицеров. Солдаты костры жгут, чтоб у реки не мерзнуть. Значит…

Он замолчал.

– Что? – спросил кавалер.

– Раз нет палаток, то долго они там сидеть не собираются. Сюда поплывут. Лодки у них есть. – Брюнхвальд помолчал и продолжил: – Черт бы вас побрал, вы разворошили осиное гнездо, Фолькоф. Вы и правда убили Ливенбаха?

– Да, у меня его штандарт и его шатер, но это он мне устроил засаду, а не я ему, – отвечал кавалер.

Это звучало как оправдание.

– Вы молодец, Фолькоф, – сухо заметил ротмистр, – этот мерзавец отправил много добрых людей на тот свет. А теперь родственнички решили за него отомстить, и они отомстят, уж будьте уверены.

– Вам-то чего переживать за такими стенами, – заметил Роха, – это нам волноваться нужно.

– Ты прав, сержант, – холодно поглядел на него ротмистр, – но если бы сейчас был день, ты увидел бы баржу, что они притащили сегодня вечером. Раньше у них только лодки имелись.

– Баржу? – Скарафаджо задумался. – Для лошадей, что ли?

– На кой черт им лошади в городе? – зло бросил Брюнхвальд.

– Для пушек, – сказал Волков, глядя за реку.

– Для пушек, – подтвердил ротмистр, глядя туда же.

– Для пушек, – повторил Роха. – Тогда дело дрянь.

– Дело дрянь, – согласился ротмистр, – если у них сто тридцать человек, а я думаю, их еще больше, то с двумя двадцатифунтовками они разобьют мне ворота за день, у меня-то нет ни одной пушки. А после мне и моим людям конец.

– Мы можем объединиться, – предложил Волков, он уже подумывал, как завязать разговор про раку с мощами.

Но разговор начал сам