Конечно, нельзя было заходить в поселок всей группой да еще идти главной улицей и по булыжнику, все это делало шум, но у нашего командира, бывшего студента-химика, как и у нас всех, были тогда самые смутные представления о правилах всевания, это было начало боевой деятельности совершенно неопытных людей. Мы не знали, как себя вести, каждый ждал приказа, не зная ни прав своих, ни обязанностей, — имеет ли он, например, право залечь, чтобы его не было видно, или это может быть расценено товарищами как трусость. И потому Маркевича мы слушали как бога, нам казалось, что он-то все знает, все военные хитрости.

Дойдя до сараев, расположились под деревьями и стали ждать. Появился из-за угла Сергей и начал ругать нас:

— Кто ж так ожидает? Надо залечь и направить оружие на колокольню, оттуда пулемет может бить.

Опять глупость! Что мы могли сделать со своим оружием против пулемета? Если лупанет с высоты, нам его не достать. И сарай оказался не на окраине, а в центре поселка, потому готовиться надо было к бою на дороге — если выскочат по тревоге немцы из казарм, а из домов полицаи, вот их-то и надо ждать не гуртом на ровном месте, а рассредоточиться на группы и залечь, используя кюветы, взгорки. Но уверенность командирская Сергея нас вдохновляла, и мы верили, что все так и должно быть, как у нас происходит, и что если мы разляжемся и направим винтовки на колокольню, то противник уже подавлен.

Отругав нас, Сергей объявил:

— Я прошел мимо хат, все спокойно. Сейчас будем действовать.

Подошли все вместе к сараю. У ворот сидел сторож. Пока мы открывали ворота, Сергей объяснялся со стариком:

— Мы — партизаны, пришли забрать скот у фрицев. А тебя свяжем, чтобы не подумали, что ты сам отдал скотину, и ты лежи тихонько.

Пастухи с нами опытные, умеющие обращаться со стадом, общими усилиями быстро выгнали из сарая коров, быка и овечек. Но одна корова начала реветь, тыкаясь нелепо в разные стороны, и баран уперся, не хочет идти.

Пастухи уже погнали стадо, а мы все топчемся возле сарая. Наконец Сергей командует:

— Николай, давай их на место.

Быстро загнали корову в сарай, затем подскакиваем с Зебиком к барану, виснем с двух сторон на рогах и тащим к дверям. Связанный сторож, лежа на соломе в углу, поучает:

— О то як без спросу беруть, то и не узнають, шо слепа корова, и баран хром на передню ногу. А беруть! Куцы ж их гнать?..

Закрываем ворота, задвигаем брусом сарай с ворчащим дедом и бежим догонять своих товарищей.

Стадо большое, растянулось по дороге, но мы дружно подгоняем прикладами, пастухи кнутами наводят порядок, не давая коровам уйти в стороны. Идем быстро, полубегом, и постепенно стадо тоже переходит на бег, нам важно как можно скорее выбраться из пределов поселка.

Только кончились дома, ударил пулемет с колокольни. К радости нашей, трассирующие очереди ложились в стороне, били по проселочной дороге, немцам в голову не пришло, что мы гоним стадо по большаку. Вдруг заметил искры, это пули выкресали огонь из булыжной мостовой, и в следующее мгновенье меня что-то толкануло в ногу, продолжая бежать, почувствовал, что припадаю на левую ногу, но боли не было.

Мы были уже далеко, когда раздались ухающие разрывы минометной стрельбы, но били опять в другую сторону. Сергей бежал рядом; запыхавшись, скомандовал:

— Подтянись! Скоро остановка.

Это прибавило сил, и все побежали дружнее. Наконец пастухи повернули стадо на проселочную дорогу, все перешли на шаг и смогли отдышаться. Осмотрели мою ногу, оказалось, пуля попала в задник сапога, и оторвало каблук.

* * *

Становилось ясно, что нас не преследуют, и Сергей остановил боевую часть отряда. Пастухи со стадом уходили вперед, к лагерю, а мы, группа прикрытия, оставались, чтобы выполнить вторую часть задания.

— Будем проводить агитацию, — объявил Сергей.

Двинулись в обход Ушачского озера и уже глубокой ночью подошли к деревне. Сергей стукнул условным стуком в окно стоявшей у самой воды хаты, и сразу на крыльцо вышел человек в белой рубахе под накинутым плащом. Сергей поздоровался с ним по имени и спросил:

— Немцы есть в деревне?

— Нет, с вечера, слава богу, не было. Думаю, и сейчас нету.

Они зашли в дом. Минут через пять вышли, и Сергей сказал:

— Здесь переночуем. Веди, Пал Михалыч, где ты нас поместишь?

Павел Михайлович подвел нас к сараю и начал извиняться:

— Простыней нет, вы уж простите…

Он и сам чувствовал нелепость такой предупредительности, но отрешиться от представлений мирной жизни не мог, ему казалось, что мы гости и он, будучи хозяином, должен о нас заботиться. Ребята засмеялись.

— Тихо! — оборвал Сергей. — И курить эту ночь забудьте. Ты, Зебик, и Вали останетесь снаружи, будете за караульных. Я заночую в хате.

Мы вошли в темноту, пахнущую душисто свежим сеном. Павел Михайлович сказал, что в правом углу сено еще не доложено доверху, там можно расположиться и спать будет удобно.

Но спать мы не могли, еще не оставило нас напряжение после ночного похода в гарнизон и бега со стадом, каждый стремился поделиться подробностями, состояние было нервное, но радостное и приподнятое, хотелось совершить какой-нибудь чудесный подвиг, так окрылила нас удача. Скрипнула дверь, в темноте раздался сердитый голос Зебика:

— Надо спать. Хватит болтать. Много болтаете, слышно очень.

Все притихли. Но вскоре опять зашептались. Да, пришли десять человек неопытных, забрались в самую сердцевину гарнизона и погнали по улице скотину, как колхозное стадо. А если б были опытные, то, может, никогда бы и не решились.

Утром Павел Михайлович зашел в сарай и предупредил:

— Соблюдайте, по возможности, конспирацию, выходите умываться по одному — по двое, я принес воды и полотенца.

Быстро приводили себя в порядок, Сергей объяснял, что нам сейчас предстоит:

— Эта деревня — окраина Ушачей, партизаны здесь никогда не были, вы будете первыми представителями бригады. Нам нужно познакомиться с местными парнями и девчатами и произвести хорошее впечатление, надо показать, что мы культурные, гуманные и образованные, а не какие-то звери и бандиты, как говорят немцы. У меня будет гитара, я буду петь и играть. Мишка хорошо танцует, пусть танцует со всеми девчатами. Ты, Николай, будешь рисовать портреты, чтобы все видели и рассказывали, что у партизан даже художники есть.

С Ивановым оказалось труднее, он был неуклюжий, Сергей предупредил его:

— Сам не вылезай! Будешь в хоре петь, когда все запоют.

С Зебиком, он плохо говорил по-русски, договорились, что он расскажет сказку по-казахски, а Сергей «переведет».

Распределив обязанности, отправились на площадку, где обычно собиралась молодежь. Если принять во внимание, что на противоположной стороне озера у немцев был гарнизон, где в казармах находилось триста человек, и столько же полицаев жило по квартирам и домам в поселке, то держать нужно было ушки на макушке, чтобы отсюда никто не вздумал предупредить фашистов. Это взял на себя Павел Михайлович со своими учениками, он, оказалось, до войны был учителем, а теперь стал подпольщиком и помогал партизанам. Трое его учеников ушли в засаду.