Ревность стала спасительной соломинкой для Воронина. Упор был сделан на ревность – в показаниях Воронина, его родственников и друзей и в концепции всего следствия. Одновременно – очернение Инги. Разбиралась ее жизнь чуть ли не с младенческих лет, акцент явно делался на дозамужнем периоде ее жизни. Имелись бесчисленные факты его хулиганства, оскорблений, рукоприкладства в отношении жены, унижения ее, но следователь не особенно акцентирует на этом внимание и не очень-то распространяется об этом. Зато пытается объяснить «психологию» убийцы, его «переживания» накануне преступления, явно не обращая внимания на такой простой элемент: брось Воронин пить, нормализуй свою жизнь – и все было бы иначе! Доходит до смешного: явные достоинства Инги, по милости следователя, превращаются в препятствия для Воронина, являются причинами его «переживаний». Это и то, что она прославленная чемпионка и зарабатывает больше его, и поэтому он чувствует себя ущемленным в правах, это и то, что она трудится не покладая рук, а он лодыря гоняет и ему, видите ли, некуда себя деть, нечем заняться, кроме как устраивать скандалы по любому поводу, оскорблять жену и т. п. Словом, какой он бедный и несчастный, что от него, негодника, хочет уйти жена, которой он вконец отравил жизнь, а он не может с этим смириться, он взволнован, он страшно переживает! Чушь, да и только.

В то же время почему-то не рассматривается психология Инги – как ей было трудно вырваться из этого заколдованного круга, созданного Ворониным, и она не видела выхода из создавшегося положения. Он сделал нормой их отношений свое минутное раскаяние, чередующееся с угрозами при ее намерении порвать с ним. То он просит прощения, и она, будучи добрым человеком, прощает его, то расскандалится, обгрязнит ее, и она готова тогда развестись с ним. В эту минуту он опротивеет ей, она наконец-то вспомнит о себе и своем достоинстве человека, которым восхищается весь мир! Но вновь жалость к нему, вновь прощение. Я удивляюсь ее терпению! И постоянно она шла ему навстречу – из благородных побуждений, стараясь его, отравившего ей жизнь, возвысить как личность, помочь ему подняться. Сколько раз она хлопотала за него перед начальством! В душе она развелась бы с ним, и он этого заслуживал, но вновь жалость побеждала. Кроме того, ей казалось, что развод ляжет и на нее черным пятном, ведь она известный человек, который дорожит мнением людей. Вот какова психология-то, которой не увидел следователь или не захотел увидеть. Будь я на его месте, я отметил бы, что как брачные партнеры они находились в неравных условиях. Он физически не утруждал себя, зато поглощал много пищи, горячительных напитков, стимулирующих похотливость. Она, напротив, уставала от больших физических и психических нагрузок, связанных с тяжелыми тренировками и выступлениями в крупнейших соревнованиях (в одной из последующих глав я приведу выдержки из истории ее болезни, читатель сможет сам убедиться, насколько изнуряющи и опасны для здоровья занятия большим спортом). Ей было не до интимных влечений. Один только этот факт уже свидетельствовал о невозможности никаких измен с ее стороны. Да и посудите сами: если человек озабочен подобными устремлениями, – в данном случае если бы она была озабочена, – почему бы тогда ей не реализовать их в первую очередь со своим супругом, который горит постоянным желанием в этом смысле? Уже одно это должно было натолкнуть следователя на естественный вывод: никаких измен со стороны Инги не было и не могло быть. Но следователь продолжал подозревать ее и с пристрастием допрашивал свидетелей. Так, например, заместителю председателя Мосспорткомитета А. А. Афанасьеву, который наряду с другими руководителями решал вопрос с жильем для Инги, следователь задает совершенно странный вопрос: «Скажите, почему до вызова Геннадия Воронина, до выяснения причин развода (о них уже давно было всем известно! – В. А.) и до выяснения вопроса о том, есть ли необходимость расселять Ворониных, сразу стал решаться вопрос об их расселении?» (т. 2, л. 178, об.).

Как видите, сама постановка вопроса некорректна и оправдательна для Воронина. В руках следователя миллион фактов, которые свидетельствовали о невозможности для Инги продолжать супружескую жизнь с Ворониным, но тем не менее следователь все равно задает этот вопрос. Кстати, вполне логично на него отвечает А. А. Афанасьев: «Мы поверили Инге, что жить… с мужем она не может, что он оскорб ляет ее, что он на почве какой-то (вот именно – какой-то! – В. А.) ревности грозится ее избить (убить! – В. А.), поэтому мы и стали выяснять возможности расселения их, считая, со слов Инги, что вопрос об их разводе уже решен. Но Степаненко все же дал записку Инге с вызовом Геннадия для решения всех этих вопросов» (там же).

Исчерпывающий ответ. Ведь у следователя находились подтверждения этому во многих показаниях! Но он не внемлет показаниям тренеров, спортсменов, руководителей, родственников Инги, ее соседей, знакомых… Все это как бы не в счет. По мнению следователя, руководителям спорта нужно было вовсе не прислушиваться к тревогам и просьбам Инги (а я думаю, что к ней вообще нужно было приставить телохранителя в эти дни, а Воронина немедленно арестовать). Истинная же правда состояла в том, что рано утром 4 января, когда Воронин узнал от тренера Горкунова причину его вызова в Мосспорткомитет к Степаненко в связи с разменом жилплощади, он и принял окончательное решение убить Ингу (это, к чести следователя, было им отмечено). Его угроза получила возможность реального воплощения. Уже поздно ночью 3-го числа, держа в руках записку от Степаненко, он понял, для чего его вызывают, и потому-то сказал: «Мы еще поборемся, посмотрим, кто кого!» Он решил убить, а потом изворачиваться, лгать, придумывая всякие небылицы и направляя следствие по ложному пути. Его коварная натура интуитивно избрала именно такой способ отмщения – и убить, и самому оправдаться. И для этого им были призваны такие его черты, как хитрость и изворотливость. Совесть напрочь была оттеснена в сторону. Он лгал, как только возможно, чтобы действительно доказать, что он сильнее в этой «борьбе». Потому-то и притворялся наивным, «не знавшим», как могло все это произойти. Уверен, не окажись рядом свидетелей его преступления, нас, родственников Инги, он вовсе не предстал бы перед судом, больше того, ему выразили бы соболезнования по поводу гибели жены. Инга права была, когда говорила: «Это страшный человек, от него можно всего ожидать». Вспоминаю и слова Б. Шилкова, называвшего Воронина «коварным человеком, действующим продуманно, исподтишка».

Конечно, неумело она действовала в своей попытке навсегда порвать с ним, решив, не разведясь еще, справлять Новый год отдельно от него. Тем самым она дала ему только козырь в совершении им, по существу, безнаказанного преступления. И это только подтверждает ее неопытность, неумелость в подобных делах. Ей бы такой же хитрости, как у Воронина, который продумывал все свои действия до мельчайших деталей! И он отлично это продемонстрировал, да так, что самому, наверное, лестно стало, как он всех обвел вокруг пальца и так ловко выкрутился. Куда Инге до него! Вероятно, он посмеивался про себя. Его циничную ухмылку я хорошо запомнил – глаза сужены в хитром и злом прищуре и пылают ненавистью и гневом.

И что уж совершенно очевидно – следователь не оценил чистоту души Инги. Да, она фантазерка, выдумщица, поступки ее не всегда укладывались в рамки привычного, но ведь и чемпионка она была сверхуникальная, достижения которой в течение многих лет не могла превзойти ни одна конькобежка мира! И сегодня, спустя почти сорок лет после ее гибели, только у одной, если не ошибаюсь, конькобежки – из Германии – есть достижения, чуть превышающие достижения Инги по количеству завоеванных первенств мира одной конькобежкой. А в нашей стране (и странах СНГ) к ее достижению и до сих пор не смог никто приблизиться. Через почти сорок лет! А если бы она не погибла, была бы жива, скольких бы побед она еще добилась!.. Вот какой уникальной спортсменки лишился мировой спорт! И, не оценив по достоинству ее вклада в него, а, наоборот, принизив его, а также не разглядев ее светлой и чистой души и проявленного ею мужества в поединке со злобным и ненавистным человеком, каким был ее муж, следователь Курбанков пошел против истины. И Геннадия Воронина не исправили всякими поблажками, а, наоборот, развратили еще больше. Был дан как бы мощный толчок цепной реакции в воспроизводстве подобных Воронину. От этого сделалось теперь плохо всем. Не потому ли теперь все меньше и меньше таких бескорыстных и светлых личностей, созидателей, какой была Инга, и все больше и больше злых, ненавистных, желающих поживиться за чужой счет? Что ж, взирайте теперь на них, лицезрейте!