Есть я, выплёскивающийся внутрь Кейт. Есть она, сжимающаяся в судорогах оргазма. Мы — есть и не-есть одновременно. Это большее, чем мы, отдельно взятые единицы, когда оба сплавлены в один крошечный знак.

— Это что-то непередаваемо прекрасное, — шепчу я.

Ощущения невероятные. Я лежу с Рэмианом на постели, но будто плыву по его сознанию, всё ещё не веря, что возможно вот так погрузиться беспредельно и увидеть «своими-его» глазами, почувствовать и понять. Наконец-то, понять, принимая. Рэмиан вглядывается в моё лицо. Напряжение, читающееся на нём, растворяется под моими поцелуями. Он облегчённо выдыхает и расслабляется только сейчас.

— Невероятное, да, — соглашается Рэмиан, перебирая пальцами мои волосы. — Кажется, я сошёл с ума и всё это только бред воспалённого сознания.

— Ты не веришь в реальность происходящего?

— Хотелось бы, но сомневаюсь…

— Почему?

— Не думал, что ты захочешь быть со мной так, беспредельно откровенно. Я думал, что ты сбежишь после увиденного или проникнешься ко мне ещё большим пренебрежением, отвращением… Чем угодно, но только не этим…

— Оказывается. Рэмиану Гаю знакомо чувство страха, — улыбаюсь я, опираясь на его широкую грудь.

— Боюсь, что это ничто. Мираж.

— Что мне сделать, чтобы ты поверил? Поцеловать?

Рэмиан смеётся: низкий грудной смех отзывается во мне гулом высоковольтных проводов.

— Та, Кейт, которую я знаю, точно не стала бы предлагать такого. Шипела бы, отбиваясь до последнего.

— Придётся тебе привыкать к обновлённой версии меня, — улыбаюсь я.

— Мне нравится. Намного больше, чем нравится. Без ума от тебя. Кейт.

Я тянусь к нему, целуя.

— Теперь похоже на реальность?

— Всё ещё слишком сладкий сон, — усмехается Рэмиан. — Но просыпаться не хочется.

Я укладываюсь головой на его плечо. Рэмиан задумывается. Он то погружается в моё сознание, то выныривает из него. Непривычное чувство единения — одного на двоих, когда можно не просто заглянуть в любой уголок сознания, но и прочувствовать на себе все эмоции. Мне выпал шанс не просто побывать в чужом костюме, примерив его на себя, но пройти в нём весь путь.

— Лучше не вглядывайся, правда, — останавливает меня Рэмиан, словно хочет спрятаться от меня за предупредительным знаком.

Отрицательно машу головой. Теперь мне многое становится понятно в Рэмиане: он такой, каким его сделали жизненные условия, каким он создал себя сам из того, что было под рукой. И вместо того, чтобы отшатнуться, натолкнувшись на жестокость, грязь или насилие, я восхищаюсь Рэмианом ещё больше.

— А вот тут у тебя обрыв, чернота, — говорит Рэмиан, прогуливаясь по моему сознанию. — Словно отсекли часть воспоминаний. Стёрли начисто.

— Может быть, это мои самые первые воспоминания?

— Нет. Не так. У меня по-другому. Мутные обрывки гораздо более раннего… времени. У тебя не так.

Рэмиан прав. Его сознание напоминает бескрайний океан, по которому можно пуститься вплавь и нырять глубоко-глубоко, добираясь даже до самых далёких уголков, где нет конкретных воспоминаний, но есть звуки и запахи, шум, образы. У меня — чёткий старт с определённого момента: бег по кораблю…

— Тебе просто подчистили память. Аккуратно выжгли ненужное. С хирургической точностью и любовью, — говорит Рэмиан.

Я не возражаю его словам, потому что понимаю — это не камень в сторону моей семьи, а искреннее любопытство Рэмиана, желание узнать и понять меня как можно ближе. И, возможно, он прав. Нет, он наверняка прав: отец был скрытен. И мне впервые не хочется знать, чем же он занимался в прошлом. Потому что ответ может мне не понравиться. А я хочу любить отца таким, каким помню: немногословным, скрытным, но родным.

— Он — твой отец. Кем бы ни был.

— Но, похоже, что я не узнаю правды. И не хочу.

— Кастор — не твой брат. Он, вообще, не часть вашей семьи, — говорит вслух Рэмиан, хотя мгновением ранее я уже поймала этот мысленный импульс, легко пробежалась до истока и увидела результаты глазами Рэмиана.

— Кастор — мой брат. Вот здесь, — я показываю на сердце. — Несмотря на отсутствие кровного родства.

— А он-то целовал тебя на прощание не как брат, — резко говорит Рэмиан.

— Ты ревновал? — удивляюсь я.

— И ревную. Пока не дождусь результатов подтверждения о смерти твоей семьи.

Но буду ревновать даже к памяти о брате. Даже к Мердоку, чертову компьютеру на треть, ревную.

Мои щёки розовеют. Тепло приятной волной разливается внутри.

— Ты очень жуткий собственник, Рэм.

— А ты?..

— И я, — соглашаюсь, не видя ни одной причины отрицать очевидного. Мы слишком разные и в то же время слишком похожие, как две части одного целого.

— Пара, — говорит Рэмиан, — это то, о чём я должен был тебе рассказать.

Единственно возможная из всех. Один грёбаный шанс. Встретить тебя так, как это сделал я… Чёрт. Нереально. Даже у самого быстрого компьютера перегорели бы электронные мозги, возьмись он вычислить эту крошечную вероятность. Мердок разъяснит получше, он перевернул кучу информации.

— Расскажи лучше ты, — прошу я.

— Хочешь услышать, насколько ты для меня единственно дорогая и ценная?

Сердце замирает от этих слов и начинает пульсировать с утроенной скоростью после его слов.

— И это тоже. Но я так мало знаю и умею. Как в информационном вакууме.

— Научишься. Как только вернёмся на Эрентум, будешь учиться.

— Я и хочу, и не хочу. Не хочу, чтобы это вредило кому-то другому.

— Для этого и нужно уметь владеть собой.

— Как ты? — спрашиваю я, вороша воспоминания Рэмиана. Когда он единым сжатием своего поля уничтожил того плотоядного ящера, — я не хочу убивать.

— Я не стану тебя заставлять делать что-то подобное. Для грязной работёнки по уничтожению у тебя есть я. Но ты должна уметь обращаться с полем.

— Хорошо звучит: у тебя есть я…

Покидать Рэмиана не хочется совсем. Даже отцепиться от его сознания кажется невероятно сложно. Даже когда мы не разговариваем, я чувствую, как энергии наших полей преображаются, двигаясь слаженно, в едином темпе. Синхронно и плавно, невероятно чувственно. Но у Рэмиана настойчиво пиликает передатчик. И он со вздохом сожаления встаёт, начиная решать задачи. Что-то неуловимо ускользает сквозь пальцы. Через мгновение я легонько касаюсь Рэмиана на расстоянии: собран, спокоен и сосредоточен. Он вновь огородился от меня.

— Рэм, — тихонько решаюсь позвать я.