– Этот чемодан не взорвется, если его открыть? – спросил Александр, уставившись на Крашенинникова.

– Там должна быть стеклянная капсула с какой-то кислотой, – пожал плечами Михаил. – С чего бы ей взрываться?

– Ну, хрен его знает, – с сомнением в голосе вздохнул Цой и осторожно открыл кейс. Внутри находилась картонка с инструкцией и армированная титановым кожухом стеклянная колба с вязкой жидкостью янтарного цвета. С одного конца стеклянная колба была обнажена. С другого имелся ярко красный-колпак. В кожухе имелось продолговатое окно с делениями, что делало этот детонатор похожим на большой термометр.

– Что дальше? – Голос Жарова дрогнул, когда он взял в руку этот предмет. – Что с этим теперь делать?

Крашенинникову очень хотелось громко предложить Андрею что-то совсем неприличное и оскорбительное, но он понимал, что этого делать нельзя. Во всяком случае, пока на Оливию направлен пистолет.

– Выкрути заглушку синего цвета из корпуса бомбы. Она наверху. Выглядит как вот этот красный колпачок на детонаторе. Затем вкрути эту колбу. Под конец она будет крутиться туго, потому что там полое алмазное сверло, которое начнет бурить стекло с кислотой. Крути до щелчка. Колпачок зафиксируется. Выкрутить детонатор уже будет нельзя. Да и бессмысленно. Кислота через шахту в сверле польется внутрь и начнется химическая реакция.

– Андрей, постой. – Сапрыкин приподнял ладони. – Дай мне взглянуть на эту колбу с кислотой.

– Стой, где стоишь, дядя Женя! – воскликнул Жаров, и ствол пистолета тут же уставился на майора. – Знаю я твои фокусы!

– Хорошо, хорошо! Не давай мне эту штуковину в руки! Тогда просто скажи, насколько она заполнена кислотой?

– А в чем дело?! Объясни сначала, потом, быть может, я тебе отвечу!

– Ладно! Миша сказал, что во время инструктажа его предупредили о том, что после вкручивания детонатора взрыв произойдет через два часа. Верно, Миша?

– Да, именно так, – кивнул Крашенинников.

– Итак. Два часа. Но на колбе должны быть деления. Если жидкости по самую нижнюю черточку, то есть минимальное количество, то химическая реакция будет происходить долго. Те самые два часа. Но если капсула полная, то это десять минут. Учитывая, что со временем свойства кислоты могли ухудшиться, то минут пятнадцать. Максимум двадцать. Двадцать минут для того, чтобы убраться от эпицентра двенадцатимегатонного взрыва. Даже если бы за пределами этого холма нас ждал вертолет, то мы не успеем убраться. Понимаешь? Уже через восемь-десять минут после термоядерной реакции над этим местом будет гриб высотой до сорока километров и с диаметром шляпки гриба до ста километров! Здесь пятьсот Хиросим! А вспышка… Ее будет видно с поверхности Луны невооруженным глазом и с Марса в школьный телескоп!

– Вот марсианские школьники повеселятся, – угрюмо проворчал Цой.

– Саня, подойди ближе и посвети, – тихо сказал Жаров.

Цой подошел ближе и вытянул руку с осветительными палочками. Андрей внимательно осмотрел колбу, даже встряхнул слегка.

– Сапрыкин, откуда ты знаешь про детонатор?

– Да потому что меня этому учили, Андрей. Меня учили закладывать диверсионные ядерные фугасы. Минировать ими шлюзы каналов, тоннели, побережье близ морских портов, дамбы, мосты, лесистые территории близ атомных станций… В таких зарядах предусмотрен детонатор, действие которого не остановить. Химический. Такой же, как у тебя в руках. Но меня учили минировать территорию врага. А Мише сказали привести в действие водородную бомбу в родном городе. У меня сильные сомнения, что ему дали бы фору в два часа. За два часа он бы тысячу раз подумал. Поднял бы тревогу. И, по крайней мере, часть авиации противника покинула бы Елизово до взрыва. Ему просто сказали, что у него будет два часа форы. Но ведь он не имеет ни малейшего понятия о подобных детонаторах. Андрей. Сколько там кислоты?

Жаров мрачно взглянул на майора:

– Она полная…

– Твою мать, – зло выдавил Александр.

– И что это меняет? – сказал вдруг Жаров, после недолгого молчания.

– Чего? Да ты в своем уме?! – крикнул Михаил.

– Да. В своем. Так или иначе, нам конец. Но если я вкручу эту капсулу, то и каннибалам тоже. Такой исход мне нравится больше. И… Ни наши люди, ни американцы не успеют ничего понять. Никто не будет мучиться. Все будет быстро. Никакой боли и страха…

– Прекрати нести эту чушь! – крикнул Цой и шагнул в сторону друга, но теперь пистолет был направлен на него.

– Не приближайся, Саня! – Одна рука Жарова сжимала ПМ, а другая торопливо выкручивала синюю заглушку из тела бомбы.

– Ты угрожаешь меня убить, если я помешаю тебе меня убить? Что за херня, Андрей? – поморщился Александр.

– У тебя еще есть время понять, что я поступаю правильно.

– А вот у тебя, похоже, не осталось мозгов, чтоб понять, что ты долбо…

– Все! Молчать всем! Молитесь, если хотите, но больше не говорите со мной!

Андрей уставился в зияющую пустоту открывшийся шахты для детонатора и замер. В мыслях вдруг бешеным калейдоскопом закружились образы, события, воспоминания. Он держал капсулу в паре дюймов он неизбежности массового уничтожения и не мог сдвинуться с места, завороженный тем зрелищем, которое вдруг подарило ему сознание. За мгновение он вспомнил множество разговоров с друзьями о том, до какой степени расчеловечивания должны были докатиться те мерзавцы, которые запустили маховик глобальной войны. Было ли в канувшем мире хоть что-то, что могло упредить их роковое решение? Он вспоминал потерянных друзей и родных. Вспоминал ту борьбу, что они вели когда-то против банд. Вспоминал казнь Чермета и его отлетевшую голову. От всей этой мешанины, что вдруг затмила решение привести адскую машину в действие, уже кружилась голова и пробирал озноб…

Крашенинников заметил странное состояние Жарова, будто он совсем выпал из реальности, и едва заметно, стараясь не шаркать подошвой по бетонному полу, стал медленно приближаться.

– Ты, правда, думаешь, что с двумя свежими пулевыми ранениями одолеешь меня раньше, чем я тебя застрелю, Миша? – послышался хриплый и какой-то замогильный голос Жарова. – Стой, где стоишь…

Михаил вздрогнул. Как вообще он заметил в таком состоянии?

Но Жаров, похоже, видел сейчас все. Он видел мертвую Кристину с ребенком, уцелевших вилючинцев, надеющихся выстоять и победить. Он видел, как все сплотились в битве за жизни тех, кто оказался в подводной лодке после цунами. Он видел и само всесокрушающее цунами и то, как мичман Самсонов, вопреки всему, смог вывести тральщик из стихии целым и невредимым. А еще он видел того странного человека с фотоаппаратом в руинах старого кинотеатра, за несколько дней до конца света. Видел, как они подростками играли в «квадрат», и яркую вспышку. Шум падающего вертолета, хлопок лопнувшего мяча и крики Никиты, когда на нем загорелась одежда. А потом уже взрослый Никита Вишневский, совсем недавно, произнес: